Даррен открыл глаза, и в полумраке я разглядела, что взгляд у него какой-то мутный.
– Даррен, – прошептала я, – ты весь горишь. Тебе плохо?
Он долго и мучительно откашливался:
– Вообще-то, не очень. Голова болит. Думаешь, у меня жар?
Я отправилась за градусником, я знала, что он лежит в шкафчике с лекарствами. Измерила температуру – оказалась 102,4.
– Не может быть. Наверное, испортился.
Я протерла градусник спиртом, измерила свою температуру.
– Нет, градусник нормальный. Мне кажется, у тебя грипп.
Я дала ему выпить телинол, и мы оба уснули.
Наутро он проснулся рано, температура оставалась все так же высокой, все тот же мучительный, сотрясающий тело кашель, головная боль, а насморк даже усилился.
– Похоже, я действительно заболел, – сказал он, когда я проснулась от его кашля.
– Да, очень похоже.
И тут на глазах у него показались слезы. В первый раз я увидела, как он плачет.
– Через четыре часа у нас самолет. Вряд ли мы сегодня попадем в Колорадо. Я даже не знаю, смогу ли встать.
Хотя Даррен никому не доверял решать подобные вопросы, да и до сих пор не доверяет, я быстренько позвонила в аэропорт и, долго объясняясь, извиняясь, чуть ли не умоляя, добилась того, что нас передвинули на другой рейс, на пару дней позже. Потом позвонила его матери и объяснила ситуацию. Надела сапоги, пальто и побежала в аптеку за лекарствами: против кашля и жара, против простуды и гриппа.
– Я испортил тебе Рождество, ты прости меня, – сказал он, когда я вернулась.
Я поцеловала его пылающий лоб:
– Ничего не испортил, я все равно собиралась провести его с тобой.
Он принял лекарство и снова заснул, а я потихоньку вышла на улицу. Купила небольшую елочку, не выше трех футов, больше мне было не унести, гирлянду с лампочками, блестки, мишуру, снежинки – все это продавалось уже с двадцатипроцентной скидкой. Еще я купила коробку красных и золотых елочных украшений, звезду на верхушку – все остальное было распродано. И пока Даррен спал, превратила его гостиную в рождественский вертеп. Даже подарки для родственников распаковала и положила под елку, которую установила на кофейном столике – так она казалась выше. Я хотела вернуть ему хоть какую-то часть счастья, которое он дарил мне последний год.
– Люси! – послышался из спальни голос Даррена, когда я уже прикрепляла последнюю искристую снежинку к стене над диваном. – Ты что, мебель там двигаешь?
Я услышала медленные шаги и кашель, дверь спальни открылась, Даррен остановился, прислонившись к дверному косяку, бледный, взъерошенный, с темными кругами вокруг глаз. Он оглядел гостиную и не промолвил ни слова.
– Ну как, Даррен? Нравится? Не хочу, чтобы болезнь помешала нам встретить Рождество по-человечески. – Я шагнула к нему и увидела в его глазах слезы.
– Люси, – сказал он, – я люблю тебя так сильно, что порой не понимаю, как сердце у меня выдерживает.
Я подошла и обняла его крепко-крепко, как никогда еще не обнимала. Мне очень захотелось показать ему, как сильно и я его люблю.
Отношения с Дарреном для меня словно коньяк хорошей выдержки: чем дольше мы были вместе, тем больше я любила его, тем крепче становился наш союз.
Глава 41
У каждого в жизни бывают переломные моменты. Таковыми для меня стали события одиннадцатого сентября. Твой отъезд в Ирак тоже обернулся для меня переломным моментом. И третий такой момент – Рождество с Дарреном. К тому времени мы были с ним вместе чуть меньше полутора лет, но я уже не сомневалась, что мы поженимся. Может, не сразу, но это случится наверняка, если, конечно, не помешает что-то непредвиденное. А вернее, если в моей жизни снова не появишься ты. Мне всегда почему-то казалось, что только ты, только твое появление может помешать мне выйти за Даррена. Я много думала, значит ли это, что я не должна выходить за него, но уже тогда понимала: быть с тобой мне уже никак нельзя, и я не могу представить, как буду жить без него. Я любила его, любила по-настоящему, глубоко и искренне. Конечно, не так, как я любила – и люблю – тебя.
Ты до сих пор мне снишься – я говорила об этом, – с тех самых пор, как от меня уехал. То снится наш с тобой пикник в Центральном парке, то мы в номере какой-то гостиницы, то рвем где-то яблоки. Иногда во сне повторяются реальные события, иногда нет. Но всегда сон заканчивается тем, что ты крепко обнимаешь меня, губы наши сливаются – и я просыпаюсь, сердце бьется как сумасшедшее, и меня охватывает чувство глубокой вины за то, что лежу в постели с Дарреном, а снится другой, хотя прошло уже много лет. Что я только ни делала, чтобы эти сны прекратились, но они все равно снятся.
А я тебе снилась когда-нибудь? Может быть, ты прямо сейчас видишь меня во сне?
Однажды утром, в преддверии моего двадцать шестого дня рождения, я открыла «Нью-Йорк таймс» и увидела снятую тобой фотографию. На ней были запечатлены пакистанцы, протестующие против бомбежек, убивающих гражданское население. Не иракцы, а пакистанцы. Значит, ты сменил место работы. Переехал в другую страну, а мне даже не сообщил.
Ночью ты снова мне приснился, но этот сон был уже не такой, как прежде. Мне снилось, что мы с тобой идем через Таймс-сквер и вдруг попадаем в толпу бегущих туристов. Наши руки разъединились, нас оторвали друг от друга, и я стала искать тебя. Во сне я очень испугалась, наверное, звала тебя и проснулась оттого, что Даррен трясет меня за плечо:
– Просыпайся, Люси. Тебе приснился кошмар.
Я очнулась мокрая от пота, все еще дрожа от жуткого страха.
– Что тебе приснилось? Ты все время повторяла слово «бейб»
[10]. О ком это ты?
– Я… не знаю, – промямлила я.
Но, конечно, я сразу поняла, какое именно слово выкрикивала во сне: я звала тебя, Гейб.
Даррен дал мне напиться, снова залез под одеяло и прижал меня к себе.
– Все хорошо, – шептал он. – Я здесь, с тобой. Спи. А я буду отгонять дурные сны.
Я крепко обняла его, но знала, что никто и никогда не сможет отогнать от меня подобный сон. Потом я долго не могла уснуть и, только когда солнце показалось из-за горизонта, снова забылась сном.
В тот день на работе я послала тебе по электронной почте письмо:
Давно не получала от тебя известий, но случайно узнала, что ты в Пакистане. Фотография очень понравилась. Ты там надолго?
Ответ пришел очень быстро.
Привет, Люси! Очень рад получить от тебя весточку. Надеюсь, у тебя все хорошо. В Пакистане я был несколько месяцев, но меня просят перевестись туда официально. Думаю, скорее всего, соглашусь. Летом, возможно, появлюсь в Штатах. Надеюсь, встретимся. Когда есть возможность (в самолете, например), с большим интересом смотрю «Всю Галактику». Ваша команда делает замечательную работу. Мне все еще очень нравится твой Галакто.
