Права женщин были еще одной темой, по которой она хранила молчание. В 1790-е в обществе немало говорили о «Защите прав женщин» Мэри Уолстонкрафт. Эта книга появилась в 1792 году и произвела фурор. Но уже первая глава никак не могла вызвать симпатий у дочери священника, у которой два брата служили во флоте, а еще один — с 1793-го в милиционном полку. «Защита» начиналась с выпада против монархии, а затем переходила на армию: «регулярная армия несовместима со свободой» — «каждый корпус скован одной деспотической цепью» — «считается, что бедный джентльмен может продвинуться по службе благодаря собственным заслугам, на деле же он становится холуем, паразитом, подлым угодником». Это что касается Генри. Следующим шел флот: «Господа морские офицеры похожи один на другого, только их пороки принимают различные формы… об уме же их и вовсе сказать нечего» — это о Фрэнсисе и Чарльзе. Затем Церковь: «Слепое подчинение, навязанное в колледже в форме веры, учит младшего священника раболепно почитать настоятеля, если он хочет чего-то добиться. Не может быть контраста более разительного, чем холопская зависимость бедного кюре и учтивое высокомерие архиепископа. Пиетет одного и презрение другого делают исполнение каждым из них своих обязанностей одинаково бессмысленным». Это касалось ее отца, ее брата Джеймса, а также половины ее родственников и знакомых.
Разумеется, и речи быть не могло, чтобы она согласилась с подобными утверждениями Уолстонкрафт. Но это на первый взгляд. То, как сама Остин изображала некоторых армейских офицеров или священников, немилосердных, чванливых и льстивых, позволяет предположить, что две писательницы расходились не во всем. Во всяком случае, главное у Уолстонкрафт — аргументы в пользу того, что женщины достойны лучшего образования и более высокого статуса в обществе, — должно было как минимум привлечь внимание Джейн. А тот факт, что у нее имелся экземпляр «Хермспронга» Роберта Бейджа, лишь укрепляет нас в этом предположении. Бейдж был радикалом и «едва ли христианином» (по его собственным словам), открыто заявлявшим о поддержке Уолстонкрафт. Ее требования прав для женщин цитирует и одобряет его герой. Хермспронг, этакий философ-американец, верящий в равенство, искренность и прямоту так же, как и в права женщин, оспаривает все устоявшиеся мнения тори. Он противостоит английской классовой системе, которая воплощена для него в старом греховоднике-пэре с его продажной свитой — священником, адвокатом и любовницей. Основной шарм книги заключается в блистательных остроумных диалогах, большинство из которых герой ведет со своей главной союзницей Марией Флюарт, молодой женщиной, которая обладает независимым умом, бойким язычком и выдающимися умениями по части расстройства планов старого пэра. Когда Хермспронг требует поцелуя и сетует на ее сопротивление, Мария восклицает: «Поцелуй! Боже, я-то думала, судя… по вашему натиску, что вы хотели меня раздеть». Хермспронг и Флюарт используют подобную откровенность как оружие против своих недругов, привыкших к вежливой лжи и светским условностям, — и одерживают победу. В «Чувстве и чувствительности» Остин описывает похожее противостояние, окончившееся, однако, иначе. Никогда не высказываясь публично по поводу положения женщин, в своих книгах она тем не менее настаивает на моральном и интеллектуальном равенстве полов.
Если она и не молчала по вопросам религии, то высказывалась вполголоса. Религия присутствует в ее творчестве, что естественно для дочери священника. Но для Остин религия — это не предмет для сомнений и исследований и не источник удивления или ужаса, как для Джонсона и Босуэлла. Семейные молитвы, проповеди и причастие то и дело упоминаются в ее письмах, но религия (так сказать, по умолчанию) главным образом ассоциируется с благотворительностью, с помощью бедным; это больше общественный, чем духовный, фактор. В ее романах ни одного из героев мы не застаем ни за молитвой, ни в церкви, ни в поисках духовного руководства у священников. Марианна Дэшвуд, в пучине несчастья и раскаяния, говорит о том, что хочет принести обет Богу и станет сдерживать свою любовь к Уиллоби «религией, доводами рассудка, постоянными занятиями», и все же мы не видим ее веры в действии. Определеннее нам показана вера Фанни Прайс, дающая героине силы сопротивляться всему, что кажется ей дурным. Вера также делает ее нетерпимой к грешникам, и она готова отвернуться от них, как мистер Коллинз, рекомендующий Беннетам отвергнуть беспутных Лидию и Уикхема. Как писательница, Остин интересовалась различными религиозными проявлениями и обрядами; по поводу внутренних духовных борений она хранила молчание.
Глава 14
Путешествия с матушкой
Миссис Остин предельно откровенно объяснила Мэри Ллойд в 1797 году, отчего она так рада ее браку с Джеймсом: «Я жду, что ты станешь настоящим утешением для меня в старости, когда Кассандра уедет в Шропшир, а Джейн — один Бог знает куда». Она словно всплескивает руками в непреодолимом сомнении — сумеет ли ее младшая дочь стать хорошей женой, а если нет, послужит ли матери утешением на склоне лет? Джейн была непредсказуема, уклончива и уж во всяком случае не уступала миссис Остин умом и ироничностью. Старшая Остин любила подтрунивать над другими, но ведь никто не любит, когда смеются над ним самим.
Как мать, она, разумеется, хотела, чтобы дочери вышли замуж. Чего еще ей хотелось? Чтобы им повезло, как ее племяннице Джейн Купер, ставшей женой блестящего морского офицера, которому за заслуги во французской кампании уже было пожаловано рыцарское звание. Кузина Джейн теперь звалась леди Уильямс, как бы там Джейн Остин ни высмеивала «его королевское высочество сэра Томаса Уильямса». Этот последний прекрасно относился к Чарльзу Остину, и тот был счастлив служить под его началом. А Джейн Уильямс всегда были особенно рады в Стивентоне. Ведь благодаря такой вот хорошей партии, какую сделала она, выигрывала вся семья, укрепляясь и получая новые возможности.
Но только, увы, ничто не вечно. Через несколько месяцев после того, как миссис Остин написала это письмо к Мэри, умер Том Фаул — и у Кассандры не стало будущего в Шропшире. А в следующем году Джейн Уильямс разбилась насмерть на острове Уайт, выпав из своего кабриолета при столкновении с понесшей лошадью. Сэр Томас сделался вдовцом всего через шесть лет после их венчания в Стивентоне.
Тем временем Джейн Остин не проявляла никакого матримониального интереса ни к тем молодым людям, что жили по соседству, — Дигуидам, Терри, Порталам, Харвудам, Тому Шуту, — ни к приезжим. Они с Кассандрой прекрасно ладили со всеми своими старинными приятелями и с друзьями братьев, но это были почти родственные отношения, которые ни к чему не вели. Тяжелая утрата Кэсс и еще большее сближение сестер словно навязывали им положение старых дев. Их отец отныне всегда объединял дочерей, любовно называя обеих «девочки». Племянница Анна, вернувшаяся в Дин с отцом и мачехой, вспоминала, что в эти годы сестры были неразлучны.
Я вспоминаю частые визиты тетушек, как они в ветреную погоду шли по мокрым, грязным дорожкам из Стивентона в Дин в паттенах
[120], которые в ту пору носили даже благородные дамы. Помню их шляпки: поскольку они были точь-в-точь одинаковые по цвету, форме и материалу, я любила угадывать и, по-моему, всегда угадывала правильно, какая из них принадлежит какой из тетушек.
