Фадеев вступает в РАПП — Ростовскую ассоциацию пролетарских писателей — и вскоре избирается в правление. Ассоциацией руководит Владимир Киршон — впоследствии видный рапповец и «напостовец», по ряду свидетельств, — доносчик и карьерист, гонитель М. Булгакова и А. Лосева. Потом его расстреляют, обвинив в троцкизме. Пожалуй, единственное, что осталось от Киршона, — строчки «Я спросил у ясеня…», ставшие всенародно известными благодаря музыке Таривердиева и фильму Рязанова «Ирония судьбы».
Фадеев «пробивает» в крайкоме создание литературного журнала «Лава». Максимов: «Он ходил в крайком партии, хлопотал об этом; добившись успеха, был чрезвычайно доволен, просто сиял от радости…» Микоян: «Помню, с какой настойчивостью Булыга убеждал всех нас, членов бюро крайкома, в необходимости организации специального краевого литературного журнала. И ведь убедил, добился своего!» Первый номер выходит весной 1925 года. В 1927-м журнал переименовали в «На подъеме», ныне это «Дон». Но «Лава», по-моему, — лучше всего. Очень характерное название для кипящих 1920-х: тут и вулканическая лава — свежая кровь земли, прорывающая старые застывшие слои, и конники, несущиеся в атаку лавой… Это потом лава застыла, что отразилось и в поскучневших названиях литературных журналов. Скажем, владивостокский «Красный молодняк», где впервые опубликовал стихи Павел Васильев, станет «Тихоокеанским комсомольцем», а сам Фадеев на Дальнем Востоке будет редактировать еще один журнал с названием уже безлико-дежурным — «На рубеже». Потом его переименуют в «Дальний Восток» («оба хуже», как сказал бы лучший друг советских писателей).
Соредакторами «Лавы» стали Киршон, Ставский и Фадеев, но, по словам Максимова, «основным, фактическим редактором» был именно Фадеев. Он работал с текстами и авторами «с великой серьезностью, с сознанием важности дела и вместе с тем с явным удовольствием». Не стеснялся резких оценок. Уже тогда, отмечает Максимов, Фадеев «не размахивал пресловутой рапповской дубинкой», глядел «гораздо шире, глубже и дальше ростовских „вождей“ и „вождиков“». Это проявилось и в журнале: «Как редактор… Фадеев ориентировался не только на писателей-рапповцев». В программном заявлении «От редакции» уже в первом номере «Лавы» говорилось: журнал намерен привлечь, помимо «сплоченных кадров пролетарских писателей», и «близких к нам одиночек, крестьян и горцев» — то есть «попутчиков».
В «Лаве» вышли первые тексты известных впоследствии советских писателей — Пановой, Софронова, Бабаевского, сатирика Леонида Ленча. В 1928 году журнал «На подъеме» напечатал стихи «Дорога» пятнадцатилетнего пятигорского поэта Сергея Михалкова. Присылали материалы именитые неместные авторы — Мате Залка
[172], Либединский, Артем Веселый, даже Маяковский. Журналом интересовался из-за границы сам Горький.
Помимо «Лавы» Фадеев вместе с женотделом крайкома организовал в том же 1925 году краевой журнал «Труженица Северного Кавказа», который, как писал Микоян, «содействовал росту политического сознания женщин» многонационального региона.
В январе 1926 года Фадеев становится заместителем заведующего отделом печати Северо-Кавказского крайкома. Координирует работу прессы, работает с литераторами и рабселькорами, развивает издательское дело и книготорговлю. Тогда в крае издавалось порядка 25 газет и шесть журналов, не считая красноармейской, комсомольской, пионерской печати. Действовало издательство «Севкавкнига». Микоян пишет, что в 1924–1926 годах Северо-Кавказский край занимал по этим показателям одно из первых мест в СССР.
По свидетельству Микояна, Булыге не раз поручали редактирование «серьезных политических документов». Так, в 1926 году он редактировал «Известия Северо-Кавказского крайкома партии». Микоян, вспоминая выступление Булыги на краевом съезде раб-, сель-, юн-, воен- и деткоров, пишет: «Это был уже зрелый, сформировавшийся политический деятель».
Вот очередная развилка сюжета фадеевской жизни: он мог бы сделать блестящую партийную и государственную карьеру, учитывая личные качества, биографию да и поддержку со стороны Микояна и Землячки, которых, кстати, минуют репрессии, не миновавшие многих их соратников. Но Фадеев всю жизнь будет метаться между партией и литературой.
«Разгром» он начал писать в 1924 году в Краснодаре, продолжил в Ростове-на-Дону.
По данным Озерова, первой рукопись «Разгрома» прочитала Землячка, активно поощрявшая литературные занятия товарища по партии. Максимов говорит: Микоян и Землячка специально создавали Фадееву возможности для того, чтобы он дописал «Разгром».
Уже в январе 1925 года Фадеев публично читает в Ростове начало «Врагов» (первое название «Разгрома»), о чем появляется заметка в «Советском юге». В том же году главы из «Разгрома» напечатаны в «Советском юге», «Лаве», «Октябре», «Молодой гвардии»…
Вскоре «Враги» превратились в «Разгром», а «Врагами» стала одна из его глав. По одной из версий — потому, что пьеса «Враги» уже была у Горького. Впрочем, название «Разгром» тоже нельзя назвать оригинальным
[173].
Некоторые главы Фадеев переписывал 20 раз и больше — а кажется, они сделаны легко, стремительно, одним дыханием. Нет в «Разгроме» главы, переписанной менее четырех-пяти раз. Павел Максимов: «В этой рукописи творилось что-то невероятное: буквально каждая строка была зачеркнута, и над нею написана новая, но она была тоже зачеркнута и написана вновь под строкой, потом на поле, потом на обороте, потом на подколотом бумажном листке, и все это вновь зачеркнуто и перечеркнуто…» То ли дело сейчас, во времена Word!
Обычно Фадеев не курил, но когда писал, в комнате из-за дыма не было видно его самого: прикуривал папиросу от папиросы. Говорил, что берет не талантом, а «усидчивостью и мозгом: упорно, многими часами сижу, как пришитый, на стуле за письменным столом и мысленно, в мозгу, десятки раз поворачиваю одну и ту же фразу и так и эдак… Фраза, написанная с лету, — редко удается».
Р. Фраерман вспоминал, что Фадеев «рыдал, если не мог схватить нужное звучание строки».
Микоян: «Он писал, писал упорно, по многу раз переписывал, исправлял, опять переписывал: я видел это по черновикам его рукописи, когда он приходил, чтобы почитать написанное. Булыга был очень строг и требователен к себе, ему не хотелось писать плохо».
Позже, в Москве, за работой Фадеева наблюдал его новый друг Юрий Либединский. Фадеев писал сутками, «запоем», отсыпаясь в любое время суток и снова садясь за стол. Неудивительно, что, как вспоминают многие, он нередко читал свою прозу наизусть.
