6 сентября поезд пришел в Хабаровск. Фадеев беседует с журналистами «Тихоокеанского комсомольца», выступает на заседании дальневосточного оргкомитета Союза советских писателей, где, между прочим, говорит: «Дальневосточная тематика становится сейчас международной тематикой, далеко выходя за рамки, масштабы, границы Дальнего Востока… Самый большой вопрос, самая интересная тема — это борьба за социалистическую переделку Дальнего Востока, за превращение края царской каторги и ссылки — в форпост социализма на Тихом океане. Показ этой переделки, такой показ, чтобы людям из других концов Советского Союза захотелось ехать и работать в этом интереснейшем крае, — вот главная тема ваших будущих произведений». Сугубо прикладная задача, мелковатая для настоящей литературы? Но это (не только это, конечно) работало, и на Дальний Восток ехали люди. А вот с начала 1990-х и доныне Дальний Восток теряет население
[247].
«Все, что здесь, в крае, творится, настолько необыкновенно, — не похоже ни на что российское, — что писать об этом в письме — это профанация, это почти невозможно, — сообщает Фадеев Эсфири Шуб
[248]. — На этом материале можно делать десятки сценариев и романов, но факты действительности бьют всякий вымысел. У нас головы распухли!» (Сегодня регион еще в меньшей степени осмыслен и освоен культурой, чем в фадеевские времена, и целые сюжетные пласты безвозвратно уходят в песок.)
Фадеев едет в Биробиджан — столицу создаваемой Еврейской автономии, этого маленького дальневосточного прото-Израиля. Затем — в Николаевск-на-Амуре, откуда на пароходе «Рефрижератор № 1»
[249] — на Сахалин и во Владивосток, где его «буквально все узнавали на улицах».
«Планы большие, и все они связаны с Дальним Востоком», — говорит на встрече с коллективом приморской газеты «Красное знамя» Фадеев.
Вместе с Довженко они осматривают олене-песцовоенотовое хозяйство в бухте Сидеми
[250]. Едут на Сучанский рудник. Совершают внушительный пеший поход — несколько сотен километров — по тайге. Здесь-то их и сопровождает Василий Тарасович Глушак (или Глушин) — старый охотник и партизан, знакомец Арсеньева и Дерсу, ловивший тигров живьем и перебивший их «без счета». Он станет прототипом главного героя «Аэрограда» — тигрятника-партизана Степана Глушака, причем выяснится, что до революции отец Василия Глушака — хлебороб с Черниговщины — знал юного Довженко. Этот же колоритный дядька войдет и в фадеевский рассказ «Землетрясение» под именем Кондрата Сердюка.
Фадеев наконец — снова в Улахинской долине. В Чугуевке его помнят и привечают (пишет матери: «Именно потому, что я твой сын»).
Писатель сообщает маме о том, что в Чугуевке «по-прежнему страшная заброшенность и оторванность от всего». Обещает добиться постройки электростанции, ремонта дороги, организации МТС
[251] в Улахинской долине. Слово сдержал — начал бомбардировать инстанции письмами, в которых называл вещи своими именами. В некоторых отношениях жизнь в Чугуевке, писал Фадеев, стала хуже, чем до революции, когда «интеллигентов на селе было лишь пятеро: учитель, почтовый чиновник, лесной объездчик да моя мать — фельдшерица и мой отчим — фельдшер». Школа сгорела — и ребята учатся по хатам, медпункта больше нет… Фадеев пишет в бюро Далькрайкома: Улахинская долина от Архиповки до Самарки находится в «чрезвычайно заброшенном состоянии в смысле внимания к ней со стороны партийных, советских и хозяйственных организаций». Предлагает создать МТС, открыть в Чугуевке медпункт, наладить радиосвязь, поставить еще одну госмельницу для жителей верховий Улахе, провести новую дорогу от райцентра — тогда это была Яковлевка — до Чугуевки.
Не забывал Чугуевку и потом — контролировал, писал, интересовался, снабжал сельскую библиотеку книгами. Уже в 1935 году в селе появятся телеграф, телефон, радиоузел и МТС, начнется строительство школы-девятилетки, новой дороги. В том же 1935 году согласно постановлению Далькрайисполкома из состава Яковлевского района был выделен самостоятельный Чугуевский район с центром в Чугуевке.
Но и в 1948 году Фадеев напишет: «Еще очень много работы, чтобы превратить Чугуевку в подлинно культурный центр социализма». В 1950-м он пишет министру просвещения РСФСР Ивану Каирову — просит помочь перевести школу с дровяного на паровое или водяное отопление, отпустить средства на оборудование кабинета химии и естествознания, выделить деньги для поездки в Москву на месяц группы школьников (причем обязуется взять на себя размещение и культурную программу). В июне 1950 года Чугуевские школьники приехали в Москву — и Фадеев их опекал, привлекал Михалкова, Маршака, Кассиля… А в 1953-м снова писал в приморские крайком и крайисполком: поступают жалобы от учителей и врачей, школы и больницы не ремонтируются, плохо отапливаются. Такое положение «нельзя назвать иначе, как безобразием, которое только ждет своего Салтыкова-Щедрина» — похоже на мягкий шантаж.
Сделанное Фадеевым для Чугуевки и Улахинской долины сопоставимо — с поправкой на объективную разницу масштабов — с Олимпиадой-2014 для Сочи и саммитом АТЭС-2012 для Владивостока. Вероятно, именно благодаря Фадееву Чугуевка выросла в райцентр. Теперь здесь есть, например, современная ледовая арена, какой не могут похвастаться другие райцентры Приморья
[252]. Поэтому неудивительно, что в 1960 году в Чугуевке появился музей Фадеева и что он — редкий случай! — был создан по инициативе снизу.
