Тему «Черной металлургии», как и «Молодой гвардии», Фадееву подсказали сверху. В основе — внедрение так называемой бескоксовой (бездоменной) технологии, позволяющей получать металл непосредственно из руды. Действие должно было происходить «сейчас» — в 1950-х
[326].
«В пятьдесят первом меня вызвал Маленков. „Изобретение в металлургии, которое перевернет все. Грандиозное открытие! Вы окажете большую помощь партии, если опишете это…“», — передает слова Фадеева Эренбург.
Есть и другие версии. Долматовский говорит, что на тему романа писателя навел один из руководителей тяжелой промышленности СССР и однокашник по горной академии Иван Тевосян. А другой однокашник — Владимир Уколов — пишет, что еще в 1932 году, когда он работал инженером-доменщиком на Магнитогорском металлургическом комбинате, к нему без предупреждения «заявился» Фадеев и «начал терзать» расспросами о тонкостях производства. Уколов решил, что замысел металлургического романа появился у писателя уже тогда.
Но начал новую книгу Фадеев только в 1951-м — сразу после завершения работы над второй редакцией «Молодой гвардии». Первым делом поехал на Урал — изучать производство. Вот так же для сценария о Фрунзе он ездил на Перекоп, для «Молодой гвардии» — в Краснодон… Он и теперь не превратился в кабинетного писателя. Челябинские металлурги вспоминали: жил Фадеев в маленькой комнатушке, грел себе кипяток, бродил по городу, приезжал на Челябинский металлургический комбинат — беседовал, наблюдал, записывал… В 1952–1953 годах Фадеев побывает на девяти металлургических заводах — на Урале, в Москве, в Днепропетровске…
Штудирует учебники по металлургии, брошюры новаторов производства, биографии металлургов Аносова, Чернова, Павлова, Байкова, Бардина (последний сам снабдил его литературой, в том числе американской). Изучает жизнь Дзержинского, Куйбышева, Орджоникидзе, которые должны были так или иначе появиться в романе.
В рабочих записях Фадеев подробно излагает нюансы технологических процессов. Приводит массу терминов, не всегда объясняя их. Он считал, что современный советский человек обязан их знать: «Читатель, не знающий техники, через 10–20 лет будет выглядеть троглодитом. Литература не может равняться на троглодитов!»
В 1952 году ему отлично пишется: «Роман мой уже поплыл как корабль». Весной 1953-го Фадеев пишет Суркову, что планирует закончить роман к концу 1954 года, если его освободят от части дел. Называет книгу «самым лучшим произведением своей жизни». В романе, говорит он, — «сейчас вся моя душа, все мое сердце».
Вскоре, однако, всё посыпалось.
По «официальной» версии, роман забуксовал из-за того, что сама жизнь вступила в противоречие с придуманной автором концепцией. На поверку «новаторство» оказалось «проявлением субъективизма», если не хуже. Фадеев так объяснял случившееся Важдаеву: «В борьбе за некоторые технические открытия, называвшиеся тогда „революцией в металлургии“, оказались правыми не „новаторы“ (ибо это были раздутые лженоваторы
[327]), а „рутинеры“ (ибо они оказались просто честными и знающими людьми)». То же сообщал Асе: «„Великое“ открытие оказалось чистой „липой“».
Важную роль в романе играла борьба с «врагами народа», но реальное дело «врагов» тоже оказалось липой — как писал Фадеев, «к счастью для этих людей и к неудаче романиста», который на основе двух этих рассыпавшихся сюжетных линий построил свой замысел.
Фадеев решил, что это крах. Сказал Эренбургу: «Роман пропал». Тот советует не горячиться: переписал же Фадеев свою «Молодую гвардию», уже вышедшую в свет, — а поправить еще не дописанное гораздо проще. Фадеев вспылил: «Вы судите по себе! Вы описываете влюбленного инженера, и вам все равно, что он делает на заводе. А мой роман построен на фактах». Успокоившись, тихо сказал: «Мне остается одно — выбросить рукопись. Да и себя — новой книги я уже не начну…»
Потом он все-таки пытался спасти «Металлургию». Да и не один Эренбург советовал ему сделать это — еще Каверин, Твардовский, Федин… Фадеев согласился, что опускать руки рано, несмотря на «лженоваторов»: «Это не сняло основной темы борьбы за технический прогресс, — наоборот, она стала еще более животрепещущей, — но надо менять объект. Те, кого объявляли тогда врагами… оказались просто оклеветанными… Приходится перерабатывать всю первую книгу. Был период, когда я испытал некий нравственный шок. Теперь более или менее стало видно, что и как надо сделать». В октябре 1955 года пишет Варваре Бусыгиной: «Роман мой подвергается сейчас исключительно крупным переделкам — настолько, что большая часть прежней работы фактически идет насмарку… Автору это, конечно, нелегко, а по существу дела многое сейчас стало более ясным с точки зрения правильной и большой перспективы».
Фадеев ставит себе новые дедлайны: надеется переписать и закончить роман к концу 1956-го или к началу 1957 года. Составил новый план, приступил к переработке. В письмах этого времени обещает вот-вот сдать первую книгу — мол, роман уже «на половине пути»… На деле он еще и близко не подошел к половине. Но Фадеев словно сам себя успокаивал, заговаривал.
Уже слишком многое мешало выполнить задуманное: ухудшившееся здоровье, эмоциональная вымотанность, ощущение беспросветности…
В итоге он потерял надежду. Вера Кетлинская спросила у Фадеева о романе в феврале или марте 1956-го и тут же пожалела об этом. «Большая часть написанного — к черту!» — крикнул он, вскочив. Тамара Головнина видела писателя 21 апреля 1956 года: «Саша взволнованно, даже как будто рассердившись, сказал, что положение с романом очень сложное». Долматовский говорил с Фадеевым той же весной, и писатель сказал ему: «Роман надо кончать». Долматовский с надеждой переспросил: «Заканчивать?» Фадеев ответил, что ему не до игры словами: «Роман рухнул, его надо положить, как говорят киношники, на полку».
Новой редакции романа так и не появилось. В архиве Фадеева сохранилась масса подготовительных материалов к роману, но готового текста, как и черновых набросков, немного. Все, о чем можно говорить серьезно, — восемь глав, переписанных набело еще летом 1953 года и опубликованных в 1954-м. Но в этих главах речь еще не шла о нюансах металлургии, а значит, едва ли они нуждались в кардинальной переработке. Описывалась семейная жизнь героев, было изображение металлургического комбината — но первое, пристрелочное… Если что-то и надо было переделывать, то даже не написанное, а задуманное.
Вероятно, причина краха крылась не столько во внешних, сколько во внутренних обстоятельствах. Слишком серьезно ухудшилось состояние самого Фадеева — физическое и психическое. Он много болел, почти не выходил из больниц. Может быть, историей с «лженоваторами» он пытался оправдать в чужих да и своих глазах то простое обстоятельство, что ему уже не писалось.
