На Йоркштрассе ему еще издалека бросился в глаза зеленый «Опель». Геннат, очевидно, уже получил информацию о Зеленском и установил слежку за квартирой Фалина. Включил ли уже Будда в список подозреваемых самого близкого друга погибшего?
В машине, совершенно очевидно, сидели Плих и Плюх, хотя Гереон не мог видеть их лиц. Секретарь по уголовным делам Червински дремал. Его голова лежала на руле. Что делал ассистент Хеннинг, Рат не видел. Сам же он был в мертвой зоне, пока шел к автомобилю.
– Доброе утро, господа, – сказал комиссар, похлопав по зеленой металлической крыше. Альфонс Хеннинг повернулся и посмотрел на него большими глазами, а Пауль Червински вздрогнул от неожиданности и ударился локтем. Его шляпа упала на колени Хеннинга.
– Господи, Рат, ты меня напугал! – Червински был явно раздражен. – Мы ведем наблюдение за подозреваемым! Ты хочешь, чтобы мы провалились?
– Вы ведете наблюдение не за подозреваемым, а за его квартирой, – возразил Гереон. – Если бы он был дома, вы бы уже давно притащили его к Геннату. Ведь так? Или я не прав?
– В любом случае мы не должны засветиться, – промямлил Пауль. – Было бы неплохо, если бы ты исчез.
– Тогда ты тоже должен прекратить храпеть, – сказал Рат и попрощался, в последний раз ударив по крыше автомобиля.
На Мёкернбрюкке он сел на поезд и поехал до Луизенуфер.
– Что вы еще хотите, господин комиссар? – спросил Германн Шеффнер, открыв ему дверь. Вокруг шеи у него была повязана салфетка, оставшаяся от завтрака. – Разве мне недостаточно задали вопросов вы и ваши коллеги?
– Всего еще один вопрос, – сказал Рат. – Когда будет опять сдаваться квартира в заднем доме?
Шеффнер удивленно посмотрел на него.
– Ну если ваши коллеги быстро все закончат, надеюсь, уже с понедельника.
– Я не думаю, что у вас уже есть новый квартиросъемщик.
– А что такое? – Германн, кажется, все еще не понимал, о чем идет речь.
– Сколько платил за аренду господин Мюллер, или Зеленский?
– Не много, пятнадцать марок в неделю. Это так важно?
– С мебелью?
– Конечно.
– Хорошо. Я беру квартиру. – Гереон протянул Германну Шеффнеру руку, и тот смущенно пожал ее.
– Тогда я не хочу вас больше задерживать, у вас наверняка много дел. Увидимся в понедельник.
Рат прикоснулся к шляпе. Он уже повернулся, чтобы уйти, но неожиданно остановился.
– Да, – сказал полицейский, обращаясь к Шеффнеру, который смотрел в дверную щель, как кролик через сетку, – еще один вопрос: вы не вспомнили, где мог бы жить штурмгауптфюрер?
Конечно, этого хозяин дома не вспомнил. Но, по крайней мере, он, немного подумав, сказал, что Рёллекке родом из Штеглитца, хотя точного адреса он не знает.
***
Всё-таки отправная точка, подумал Рат, двинувшись вскоре после этого в паспортное бюро «замка», чтобы найти адрес. На этот раз он наткнулся не на старого ворчуна, а на молодую услужливую женщину, которая с улыбкой предоставила ему все карточки, которые ему требовались. В Штеглитце было зарегистрировано не так много мужчин по фамилии Рёллекке. Фамилия одного из них писалась с одним «к», а двое других были моложе тридцати лет. Их Рат отбросил. Оставался один Генрих Рёллекке, который жил на Ахорнштрассе. Сорок один год, так что, вероятно, участник войны. Таким Гереон представлял себе штурмгаупт-фюрера штурмового отряда: этот человек не мог отказаться от прошлого и продолжал играть роль солдата. Полицейский записал его адрес и пошел в регистратуру.
Там он запросил старое дело «Зеленский/Фалин», которое Бём уже просматривал неделю назад, когда оба русских сидели в комнате для допросов. Прежних судимостей бульдогу, очевидно, было недостаточно, чтобы задержать их на более длительный срок.
И теперь Зеленский был мертв, а Фалин исчез.
Сотрудница регистратуры вернулась. Она была не так молода, как в паспортном бюро, но столь же любезна.
– Извините, господин комиссар, но дела нет на месте, – сообщила она.
– Оно все еще у Бёма? – уточнил Гереон.
Женщина посмотрела в карточку, которую захватила с собой.
– Нет, его запросили только вчера вечером, и мой коллега его выдал.
Дело лежало у Генната.
Тогда надо бы поговорить с Буддой, хотя гораздо больше Рату хотелось пробраться в свой кабинет и покопаться в делах. Иногда не повредит проявить немного интереса к работе коллег. По крайней мере, он тогда не казался бы бойцом-одиночкой.
– Доброе утро, господин комиссар, – поприветствовал его Эрнст. – Вы уже были сегодня на Йоркштрассе?
Значит, Плих и Плюх уже настучали.
Рат кивнул.
– Хотел навестить Фалина. Но квартира уже была под наблюдением.
– Вы должны были мне вчера сообщить, что мы также допрашивали приятеля Зеленского по делу Кардакова, – сказал Геннат. – Я узнал об этом с некоторым опозданием от старшего комиссара Бёма.
– Извините, господин советник, мне сразу не пришло это в голову, – солгал Гереон. – Тогда их допрашивал старший комиссар Бём, а не я.
– Оставьте ваши колкости в отношении Бёма. Он выполняет свои обязанности, по крайней мере, столь же добросовестно, что и вы! Из-за вашего упущения мы потеряли драгоценное время в розыске Фалина!
– Виноват, господин советник.
– Ладно, я надеюсь, что вы не будете принимать это близко к сердцу. А сейчас принимайтесь за работу. Через час у нас совещание в моем кабинете.
Рат покашлял.
– Что-то еще? – поинтересовался его шеф.
– Могу я попросить у господина советника дело «Зеленский/Фалин»?
12 февраля 1926 г.
Рат читал дело в своем кабинете, и сегодня Эрика Фосс ни разу его там не побеспокоила. Оба русских в тот день попали в драку с коммунистами, и при этом они несколько переусердствовали. Один из красных с тех пор перемещался в инвалидной коляске, а другому пришлось ампутировать руку. Зеленский и Фалин признались, что они участвовали в драке, но не признали себя виновными в нанесении серьезных травм и поэтому довольствовались мягким приговором. Неудивительно, что Бём опять убрал это дело. Бывшие сотрудники царской охранки, которые отмолотили красных, действительно не вызывали подозрений в том, что они являются членами коммунистической раскольнической группы.
Но они серьезно подозревались в том, что от имени «Черной сотни» похищали, пытали и убивали своих соотечественников.
Рат пролистал все допросы полиции по данному делу, которые были подшиты в папку: все они, похоже, обосновывали приговор суда.
Только подпись под протоколами допросов озадачила комиссара.
И причина заключалась в том, что она была ему знакома.
