Рат послушно поднял руки.
– Я обнаружил ваш тайник в «Делфи», но промолчал. И я знаю, что это именно ваш фен оказался в ванне Зеленского. И что именно вы были на Йоркштрассе, когда Никита Фалин упал с высоты четвертого этажа. Но я не внес вас в список подозреваемых в убийстве.
– И за это я должна быть вам благодарна?
– Будет достаточно, если вы просто не будете размахивать у меня перед носом пистолетом.
– Я не обязана вам ни малейшей благодарностью, – сказала Сорокина. – Я не убивала этих двоих. Хотя они это заслужили. Я не отрицаю, что хотела их убить. Но за одно лишь намерение ведь не наказывают.
– Нет, – сказал Гереон, стараясь скрыть свое удивление. Правду ли она говорит? – Но почему вы тогда были на Йоркштрассе, когда погиб Фалин? Вы ведь заманили его в ловушку!
– Я ждала его этажом выше, это правда, потому что хотела его застрелить. Как и Зеленского. Но когда я пришла сюда, в дом, полиция уже стояла у его двери. О том, что он умер, я узнала только на следующий день.
– Как тогда ваш фен попал в его ванну?
– Я, во всяком случае, его туда не бросала.
– И к падению Фалина вы тоже не причастны?
– Когда я его позвала, он перегнулся через перила. Я уже хотела нажать на спусковой крючок, но он стал падать. И я побежала вниз по лестнице. Клянусь вам, я бы застрелила его, если бы он был еще жив. Но внизу возле него на корточках сидел мужчина, который сказал мне, что Фалин мертв.
– Это был мой коллега.
– Я в любом случае постаралась скрыться – в конце концов, у меня в сумке был пистолет.
Рат задумался. Был еще кое-кто, заинтересованный в смерти двоих русских: Бруно Вольтер. Оба стали представлять собой угрозу его безопасности, и он устранил их. А потом попытался возложить вину на графиню.
Комиссар кивнул.
– Звучит очень убедительно, – сказал он. – В любом случае эта история уже в давнем прошлом. Убойный отдел давно занимается другими делами.
– Зачем же вы тогда ко мне пришли?
– Вас долго не было дома. А я ваш сосед.
Удивление на лице Светланы очень шло ей.
– Поверьте мне, я не собираюсь вас обманывать. Дело закрыто, – повторил Гереон. – О том, что Фалин и Зеленский получили по заслугам, знает даже полиция. Можно я опущу руки? А то они уже затекли.
Женщина кивнула. Но в глазах у нее еще оставалась капля недоверия. Пистолет она по-прежнему держала в руке.
– Я как раз сделала чай, – сказала она. – Могу я вам предложить чашку чая?
– Но только, пожалуйста, без рома.
Вскоре они сидели за небольшим кухонным столом и пили чай. Второй стул графиня принесла из спальни.
– Вы единственная, кто знает, что случилось с золотом, – сказал Рат. – Вывозили ли его вообще когда-нибудь из Советского Союза? Или же его все-таки получила «Красная крепость»?
– А вы любопытны.
– Профессиональная болезнь. Но этот вопрос носит исключительно частный характер.
– «Красной крепости» больше не существует, – сказала Светлана, и в ее голосе опять послышалась жесткая нотка. – То, что все еще так называется, не заслужило этого имени.
– А золото?
– Оно в надежном месте.
– Марлоу нашел тайник, не так ли? Без всякого плана. И он все же отдал им вашу долю?
– Золото уже давно продано. Каждый получил то, что ему причитается.
– А Марлоу больше всех. – Рат кивнул. – Значит, сделка осуществилась. В таком случае вы можете мне признаться, как вы его провезли?
– Зачем вам это знать?
– Потому что я не могу этого понять. Я предполагаю, что золото было в цистернах.
– Верно. Только внешние стены цистерн были из стали, а внутри они были покрыты толстым слоем золота.
– И как оно туда попало? Вагоны прибыли не из России, а из Восточной Пруссии.
– Но они были изготовлены в России.
– Каким образом?
– Моя семья не эксплуатировала крепостных, а занималась промышленностью. Поэтому и возникло состояние Сорокиных. В Санкт-Петербурге мы владели вагонным заводом. Когда началась война, мой отец уже вложил огромные имущественные ценности в золото. А когда большевики совершили революцию, он его расплавил. Потом была изготовлена серия вагонов, и лишь немногие посвященные знали, какую ценность они представляли.
– Но не для российской ширины колеи.
– Нет. Большевикам не должна была прийти в голову идея конфисковать их для своих собственных целей. Отец хотел вывезти их из страны. На все вагоны уже были сделаны заказы из заграницы от семей, с которыми он был в дружеских отношениях.
– Одна из них из Восточной Пруссии.
– Верно.
– В таком случае золото уже несколько лет находится в Германии?
– Нет. Во время Гражданской войны было невозможно вести обычную торговлю. Коммунисты создавали тогда множество проблем. Это продолжалось почти десять лет, и лишь тогда вагоны, наконец, смогли пересечь границу. Что касается иностранной валюты, то здесь большевики слабы.
– Покупателем были «Объединенные маслобойные заводы Инстербург»?
– Они принадлежат одному хорошему другу. Он был в это посвящен.
– А почему он просто не послал вагоны в Берлин? К вам?
– Это обратило бы на себя внимание. Слишком многие знали о золоте. Некоторые знали меня лично и только и ждали, что я начну что-то предпринимать.
– А что с остальными членами вашей семьи?
– Их больше нет в живых.
– Значит, все кружили над вами, как коршуны.
– Из-за этого мы с Алексеем и затеяли это представление. Мы подумали, что если все сконцентрируются на грузе, то никто не обратит внимания на вагоны.
– И поэтому Марлоу был вынужден заказать в Ленинграде химикаты, которые ему было намного проще получить на Рейне…
Графиня улыбнулась, и было похоже, что она уже давно этого не делала.
– Химический комбинат раньше тоже был предприятием Сорокина, – сказала она. – Это уже вызывало подозрение. Но что было делать?
Чуть позже Рат спустился вниз по лестнице в свою квартиру. Он шел так же тихо, как и поднимался наверх. Тысячи мыслей роились у него в голове, но теперь он знал, что ему делать. Точно знал. Он опять хотел чувствовать себя комфортно в своей шкуре.
Гереон взял из кладовой ключ от квартиры коменданта. Леннартц начал обклеивать квартиру обоями, но мрачный чулан, в который предыдущий комендант поместил свой хлам, он не тронул. Здесь все выглядело как обычно. Старая пишущая машинка Шеффнеров все еще стояла на своем месте – она относилась к инвентарю. Рат сел на стул и вытащил из ящика несколько листов бумаги, а потом начал печатать и изложил на бумаге все. Всю историю. С точки зрения простого шарфюрера штурмового отряда Германна Шеффнера. С каждой буквой, которую он печатал, полицейский чувствовал, насколько легче становилось у него на сердце.
