Гереон кивнул.
– Это просто невероятно. В центре четырехмиллионного города обнаруживают труп, и никто из четырех миллионов жителей никогда его не видел.
– Один человек должен был его видеть.
– Вы имеете в виду убийцу?
– Именно. Но он не объявится.
– В таком случае у вас нет ничего, что могло бы послужить отправной точкой?
– Если вы когда-то занимались расследованием убийств, то знаете, что это такое – иметь неопознанный труп. Обычно преступника ищут в окружении жертвы, среди друзей, врагов, семьи, деловых партнеров… Но как быть нам, если мы не знаем, кем вообще является умерший человек?
– И у вас нет абсолютно никаких следов?
– У нас есть минимальные данные. На мужчине был дорогой костюм, никто его не знает, и у него были плохие зубы. Он ездил на дорогой машине, но это авто было краденым. Его пытали, и умер он от отравления героином. Когда его автомобиль сорвался в канал, он был мертв уже часов восемь-десять. Кто-то зафиксировал педаль газа металлическим прутом. Странным образом этим прутом оказалась рулевая стойка «Опеля». Все это не имеет никакой связи.
– Вам нравится ваш шеф?
– Бём? – Девушка пожала плечами. – Что значит «нравится»? Во всяком случае, он уже давно не такой ворчливый, каким был раньше.
– Это его идея – чтобы все инспекции помогали в этом деле убойному отделу?
– Конечно, нет. Это было личное распоряжение Цёргибеля. Он хочет поскорее получить результаты, а такие массовые акции иногда помогают. Хотя обращение к прессе до сих пор не принесло удачи. При этом за информацию было назначено вознаграждение из городской казны в размере пятисот марок.
– Так социал-демократы обходятся с нашими налоговыми средствами.
– Значит, вы не социал-демократ?
Рат содрогнулся.
– Только не о политике! Работа в IA – это единственное, что хуже, чем в полиции нравов. Там шпионят даже за собственными коллегами.
Официант убрал пустые тарелки.
– Я еще не поблагодарила вас за приглашение, – сказала Риттер и достала из пачки Juno сигарету.
Комиссар поднес девушке огонь и посмотрел ей в глаза. Она ощутила легкую нервную дрожь.
– А я благодарю вас за ваше общество, – сказал он и тоже закурил. – Я не хочу вас обидеть, но вы самая симпатичная коллега из всех, кого я до сих пор встречал в «замке».
– Да, это соревнование в данный момент легко выиграть. Вы как раз не относитесь к числу самых популярных коллег. Рассказывают, что вы пресмыкаетесь перед Цёргибелем, и поэтому он оказывает вам покровительство.
– Покровительство? Это шутка? Поэтому я работаю в полиции нравов?
Шарлотта сделала протестующий жест.
– Я повторяю только то, что рассказывают в столовой. Эти слухи распускает, скорее всего, Ланке. Он хотел, собственно говоря, вернуть на Алекс своего племянника и посадить его на должность, которую занимаете вы. Вы виноваты в том, что он на данный момент просиживает в криминальной полиции района Кёпеник.
– Кёпеника? Он впал в немилость?
– Мне кажется, что молодой Ланке на самом деле еще оттуда и не выпадал. Пять лет назад он пришел на Алекс после окончания полицейской школы и сразу наворотил дел. Постепенно все забылось, и теперь старший Ланке хочет его вернуть. Они с Дёрцвибелем уже все решили, но тут пришли вы.
– Бруно никогда мне об этом не рассказывал.
– Вольтер? Конечно, не рассказывал. В «замке» вы узнаете все, но только не то, что касается лично вас. Но поверьте мне: Вольтер рад, что чаша по имени Ланке-младший его миновала. Он, должно быть, встретил вас с распростертыми объятиями.
– А почему вы мне все это рассказываете?
***
Еще во время ужина Гереон наблюдал за оркестром, который играл внизу. Певицы не было на протяжении всего вечера. Если кто и пел, то это был сам Илья Тречков. На трубе он играл лучше. Было похоже, что лидер ансамбля расстался с Ланой Никорос. Или что она рассталась с ансамблем. Но Рат хотел, по крайней мере, спросить об этом Тречкова.
Сразу после ужина он пригласил Шарлотту на танец. Танцевала она хорошо, а взгляд ей в глаза приводил полицейского в замешательство. Он должен был следить за тем, чтобы не забыть, зачем он здесь. Зачем еще он здесь. Они находились в «Европа-Павильон» уже больше двух часов, и ансамбль все это время беспрерывно играл и только сейчас сделал первую паузу. Музыканты поклонились, и танцующие начали аплодировать. Местный скрипач заполнил паузу тягучей заунывной музыкой, но никто не обращал на него внимания. Музыканты Тречкова, которые в полном составе направились к бару, вызывали больший интерес.
Рат с Шарлоттой вернулись к своему столику. Бутылка шампанского в ведре со льдом была уже почти пуста. Комиссар подозвал официанта и заказал еще одну.
Сделав глоток, Гереон извинился и исчез в направлении туалета, но недалеко от его двери свернул к бару. Этого Риттер уже не могла видеть, несмотря на ее удобное место на галерее.
Илья Тречков сидел со своими музыкантами за столом, и перед ним стояла большая кружка пива, которую он уже наполовину опустошил. У Рата был с собой полицейский жетон, и он предъявил его, но незаметно – так, чтобы его увидел только Тречков.
– Мне надо с вами поговорить, – сказал он трубачу, – лучше с глазу на глаз.
Илья встал. Они нашли спокойное место в углу у бара.
– Мои документы в порядке, – сказал музыкант, прежде чем сесть, после чего стал проверять свои карманы. Он говорил по-немецки почти без акцента.
– Речь идет не о вас, а о певице Лане Никорос, – сообщил ему полицейский.
Тречков сел рядом с ним.
– Лана. Вы ее нашли?
– Что вы имеете в виду?
– Значит, нет. Хотя, вероятно, ничего хорошего не будет и в том случае, если полиция ее найдет. – Надежда на лице Ильи сменилась разочарованием. – Я беспокоюсь за нее. После того, как нам пришлось уйти из «Делфи», она больше не появлялась. При этом она знала, что мы заключили новый контракт.
– Что вы имеете в виду, говоря о том, что она больше не появлялась?
– Мы вот уже две недели играем в «Европа-Павильон». До этого мы пару раз здесь репетировали. Она знала время репетиций, но не пришла. Раньше с ней такого никогда не случалось. А мы работали вместе почти два года.
– Вы не пытались ее разыскать?
– Разумеется, пытался. Но безрезультатно. Вы тоже, наверное, были в ее квартире. Почти все на месте, только ее нет. Ну и каких-то отдельных вещей. Такое впечатление, что она уехала.
– А вы были в ее квартире?
– В Кройцберге, на Луизенуфер. У меня есть ключ.
Рат кивнул. Он мог бы поспорить, что знал и номер дома.
