– Кстати, Ланке недавно интересовался тобой, – сообщил Вольтер как бы между прочим, когда Рат своим карманным фонариком осветил путь через лабиринт.
– Да?
– Он звонил мне даже домой. Я впервые удостоился такой чести. Интересовался, как ты справляешься. Это звучало очень по-отечески, мне стало прямо-таки не по себе.
Было ощущение, будто начальник полиции справляется у шефа инспекции Е о сыне своего друга. Ланке самому никогда бы не пришла в голову такая идея, и Гереон заметил, что и Бруно было любопытно, что за этим кроется. Интересно, предполагал ли он что-нибудь?
– И что? – спросил Рат.
– Как что? Я рассказал ему, что ты строптивый провинциальный полицейский, которого я должен был ввести в курс дела.
– Я имею в виду: что именно Ланке хотел узнать?
– Трудно сказать. Но мне, как ни странно, не показалось, что он ищет какие-либо промахи, чтобы намазать тебе их на хлеб. Скорее напротив. У него был вполне дружелюбный тон, когда я ему рассказывал, кому мы обязаны нашим небольшим успехом в расследовании.
Конечно, подумал Рат, Ланке опять чует выгодное дельце. Если Цёргибель дал понять, что он думал о том, чтобы перевести одного сотрудника из Е в А, то Ланке был бы только рад получить замену. Замену из криминального ведомства Кёпеник. Может быть, Бруно боялся именно этого? Того, что они ему, чего доброго, подсадят Ланке-младшего? Теряясь в догадках, Гереон шел дальше, освещая путь.
Наконец Дядя нарушил тишину.
– Ты уже подал заявление в инспекцию А? – спросил он прямо.
– Что? – Похоже было, что этот человек умел читать мысли.
– Ходят слухи, что скоро там освободится место, когда коллега Рёдер предпочтет доносить свои героические поступки до народа в форме книги, вместо того, чтобы продолжать делать для Генната эту грязную работу.
– Рёдер собрался уходить? – спросил Рат, и его удивление было неподдельным. Эрвин Рёдер славился в «замке» своим тщеславием и опубликовал немало книг о героических операциях, в которых он участвовал в качестве комиссара по уголовным делам. Правда, эти книги вызывали среди его коллег скорее усмешки, нежели восхищение. К тому же коллега Рёдер изображал из себя «карманного» Шерлока Холмса в отвратительной маскировочной одежде. Так что он сделал выводы из своей писательской деятельности, не слишком одобряемой важными птицами. Может быть, Цёргибель и Вайс также поставили его перед выбором. Как бы начальник полиции и его заместитель ни ценили сотрудничество с прессой, ничто не злило их больше, чем тот факт, что комиссар стал более известной личностью среди общественности, чем они сами. Кроме того, Эрвину приписывали определенные антисемитские тенденции, а начальник полиции испытывал аллергию на подобные вещи.
Бруно не отступал.
– Так все-таки – ты подал заявление? – повторил он свой вопрос.
– Нет, – ответил Рат с чистой совестью.
– И ты не делаешь никакую дополнительную работу для отдела А?
– Что это такое? Допрос? – Гереон остановился и посветил карманным фонариком Вольтеру в лицо. Он лихорадочно думал. Что мог знать Бруно? Может быть, он все же что-то увидел тогда, во время своего визита на Нюрнбергерштрассе? Или Элизабет Бенке рассказала ему что-нибудь про имущество Кардакова? Да и Бём мог пустить соответствующие слухи. С другой стороны, это все был вчерашний снег. Рата не интересовало больше дело «Водолей». Кошмар, случившийся в ночь на субботу, разом подвел черту под всеми самостоятельными расследованиями, которые с самого начала были обречены. Достаточно этого постоянного страха – быть уличенным в нарушении должностных инструкций, в превышении полномочий. Со всем этим покончено. Пусть даже его брала досада, что он должен оставить это дело именно сейчас, когда ему удалось сделать значительный шаг вперед в своем расследовании.
– Если бы это был допрос, мы должны были бы осветить твое лицо, а не мое, – пошутил Вольтер и подмигнул подчиненному. Он смотрел Рату прямо в глаза, хотя при всем своем желании не мог видеть их в темноте, да еще и будучи ослепленным карманным фонариком.
– Я только задаюсь вопросом, как тебе пришло в голову, что я веду какие-то расследования для отдела А? Примерно две недели тому назад я получил фото, как и каждый оперативник в «замке», и на этом все закончилось. Если ты называешь это дополнительной работой, тогда я тебе в этом признаюсь. Но я думал, что мы давно закрыли эту тему!
– Ты прав, – сказал Бруно, – это уже однажды спровоцировало ненужную ссору, не будем наступать на те же грабли.
– Не будем. – Рат опять направил луч света на пол, и они пошли дальше. – Ты знаешь, что я действительно хотел бы работать в убойном отделе, и рано или поздно я использую свой шанс. Но я играю открытыми картами.
Они дошли до заднего двора на Мотцштрассе и попрощались с полицейским у главного входа «Пилле». При выходе из двора на улицу Вольтер остановился под темной аркой и положил руку на плечо Гереона.
– Не будем обманывать себя, – сказал он. – Похоже, операция «Ночной сокол» была нашей последней совместной операцией в полиции нравов. Если я правильно понял звонок Ланке, на следующей неделе ты отправишься на гастроли в убойный отдел.
Рат посмотрел в сторону своего шефа, но не смог разглядеть в тени его глаза.
– Если бы это было так, я бы уже давно об этом знал, – успокоил он коллегу. – Меня еще никто об этом не информировал.
– Не информировал? Это необязательно. – Вольтер засмеялся и сымитировал грассирующий грубый начальственный тон. – Ты будешь делать то, что тебе прикажет твое начальство, понятно?
– Менять отдел, когда еще не закончено расследование? Что за бред!
– Бред? – Дядя пожал плечами. – Может быть, ты и прав. Но, поверь мне, это еще никому в «замке» не мешало. Если Геннату нужны люди, то он их получит.
***
Часы в большом конференц-зале Управления полиции показывали половину первого, и здесь царила сутолока, как в зале ожидания на Ангальтском вокзале. Это впечатление усиливал беспорядочный гул бесчисленных голосов. Все светильники были включены, и зал окутал дневной свет, создавая ощущение светлого дня, хотя на улице уже стояла глубокая ночь. Все толпились у стен, и только восемь столов аккуратно выстроились в ряд. За каждым из них сидели по двое оперативных сотрудников – один из инспекции I, службы уголовной регистрации, чаще называемой просто ED, и один из инспекции Е, под руководством которой проводилась операция. У каждого стола длинными вереницами стояли ожидающие своей очереди люди под наблюдением нескольких полицейских. Ночные гуляки из девяти нелегальных заведений, в которых несколькими часами раньше происходила полицейская зачистка. Здесь были мужчины с повязанными вокруг талии фартуками, рядом с ними – жиголо в элегантных вечерних костюмах, сомнительные типы в явно дорогой одежде и солидные господа, которые, судя по их внешности, являлись как минимум тайными советниками или генеральными директорами. Еще более пёстрыми выглядели очереди ожидающих, образовавшиеся перед двумя столами, за которыми сидели сотрудницы инспекции G, женской криминальной полиции. Там стояли молодые и старые, черные и белые женщины, причем несколько девушек выглядели так молодо, что их можно было принять за несовершеннолетних. В очереди скучали дамы, на которых были прусские форменные жакеты из двух прошлых веков. Это была, вероятно, труппа из «Пегаса». Многие сумели лишь едва прикрыть наготу, накинув на себя что попало. Некоторые набросили лишь мужские пальто, и не всегда с разрешения владельца: если один из потерпевших обнаруживал свою украденную у него дорогую вещь на женщине, с которой он развлекался еще пару часов назад, раздавался громкий протестующий крик.
