– Ну что? – спросил он, кивнув головой в сторону Вернера, который, привычно согнувшись, направлялся к выходу. – Когда?
– Что – когда? – Рат вопросительно посмотрел на коллегу. – Что ты имеешь в виду?
– Ну, когда вы женитесь? – спросил Дядя с серьезной миной, а потом прыснул со смеху. К его веселью присоединились и два других сотрудника.
19
Снова короткая ночь. Он лег около половины четвертого, а в половине восьмого его разбудил сильный шум где-то в квартире. Элизабет Бенке что-то громко говорила. Наверное, Вайнерт забыл вовремя выпроводить из квартиры свою подругу. Хотя достаточно было бы и менее веской причины, чтобы привести Бенке в бешенство. Настроение их хозяйки в последние дни значительно ухудшилось. Даже из-за мелочей она выходила из себя.
Гереону нужно было быть в «замке» только в десять, и он попытался снова заснуть и поспать хотя бы еще полчасика. Но не тут-то было. Едва он задремал, как крик раздался с новой силой. Полицейский сдался и встал. Отражение в зеркале подсказало ему, что сегодня он выглядит не лучше, чем вчера. Под глазами у него по-прежнему синели круги, но сегодня он хотя бы лучше себя чувствовал. Призраки, которые преследовали его накануне, исчезли. Чем отчетливее он представлял себе вчерашний день, тем лучше становилось его настроение. «В понедельник утром, ровно в восемь вы должны явиться к советнику по уголовным делам Геннату!» Первый приказ Ланке, которому он с удовольствием последует.
Конечно, они говорили об этом, когда Бруно повез Гереона домой. Дядя только кивнул, услышав от него распоряжение Ланке, что, видимо, должно было означать: «Я же ведь тебе говорил». Когда черный «Форд» остановился на Нюрнбергерштрассе, Рат некоторое время продолжал сидеть в машине. Прощание у двери автомобиля казалось ему прощанием с инспекцией Е. Прощанием с коллегой, которого уже не будет на его новом месте работы.
– Если окружение в инспекции А будет слишком уж действовать тебе на нервы, то просто заходи ко мне! – крикнул Вольтер ему вслед, и «Форд» покатил вниз по Нюрнбергерштрассе.
Небо за окнами было невероятно синим. У Рата не было желания портить себе это утро из-за дурного настроения Элизабет Бенке – тем более что была подходящая погода для завтрака в «Джости» на Потсдамерплац. По утрам солнце освещало Лейпцигерштрассе, попадая точно на террасу кафе.
Попытка Гереона не попасться фрау Бенке на глаза не удалась. Он едва не столкнулся с ней. Что их хозяйка забыла ранним утром в ванной комнате своих квартиросъемщиков?
Она сидела на корточках перед открытой дверцей печки и ковыряла кочергой в пепле, а когда ее жилец вошел, гневно сверкнула на него глазами.
– Ну, – прошипела женщина, – хорошо спалось, господин комиссар?
Полицейский проигнорировал ее интонацию.
– О да, спасибо, очень хорошо, – ответил он, зная, что утрированной приветливостью сможет спровоцировать ее больше, чем всем остальным. – Правда, меня разбудили несколько громкие звуки…
Бенке пошевелила кочергой в пепле, отчего поднялась пыль, и встала.
– Господин хотел принять ванну и пожаловался, что печка не вычищена.
Вот почему сегодня утром возникла ссора. Рат не мог представить себе, чтобы Вайнерт к этому стремился.
– Но, Элизабет… – начал он.
– Не называй меня Элизабет! – всерьез разозлилась хозяйка. – Ты можешь мне сказать, что значит это свинство здесь?
Гереон все еще не понимал, что она имела в виду. А фрау Бенке опять опустилась перед печкой на корточки, с остервенением покрутила крючком кочерги и вытащила длинную, наполовину сгоревшую полоску ткани. Рат оторопел. Фрагмент его костюма!
– Ты можешь мне объяснить, зачем ты суешь в печку тряпки для уборки? – напустилась на него домовладелица. – И не говори мне, что это не ты! Вайнерт не смог сегодня утром растопить печку из-за этого свинства и, так и не приняв ванну, злой уехал в редакцию. Но тебе на это наплевать! Вас ничего не беспокоит, это только старая Бенке должна всегда делать эту грязную работу!
– Я прошу прощения. – Комиссару действительно было досадно. Почему он вчера не проверил печь как следует? – Давай я все уберу.
Он протянул руку, чтобы взять обгоревшую ткань, но Бенке неожиданно начала рыдать, закрыв лицо своими испачканными сажей руками. Клочок бывшего костюма упал на пол. Полицейский заметил, что ей было неловко плакать в его присутствии. Больше всего ему хотелось обнять ее и успокоить, но это было бы самым неверным, что он только мог бы сделать в этой ситуации. Он беспомощно замер рядом с ней.
– Элизабет, ну хватит. Я не подумал. Я просто хотел уничтожить старую тряпку и…
Женщина встала и посмотрела на него заплаканными и измазанными черной краской глазами.
– Почему ты просто не можешь не выпендриваться? – сказала она и исчезла за дверью. Рат посмотрел на безобразие перед печкой и, вздохнув, принялся за уборку.
***
Он приехал в «замок» раньше, чем обычно. В кабинете никого не было, и комиссар воспользовался случаем, чтобы спокойно просмотреть списки арестованных. К ним в лапы попало несколько женщин, благодаря болтливости которых они вообще смогли провести операцию «Ночной сокол». Визгливую Сильвию они взяли в баре «Нуар», Рыжую Софи – в «Голубой бузине». Обе дамы после освобождения из полицейской тюрьмы неделю назад, очевидно, чувствовали себя уже настолько уверенно, что опять возобновили свою работу. Рат мог бы поспорить, что они уже позировали стоя или лежа для порнографических фотографий. Только не в ателье Иоганна Кёнига, который все еще сидел в Моабите, в следственном изоляторе.
Визгливая Сильвия сначала обрушилась на Гереона с бранью, когда узнала его. Он взялся за труппу из бара «Нуар» не потому, что придавал большое значение встрече с Сильвией Вальковски. В списке было два имени, которые вызвали у него любопытство, когда он увидел их накануне вечером.
Никита Иванович Фалин и Виталий Петрович Зеленский – так звучали их полные имена. Еще более информативными оказались пометки, сделанные сотрудником службы уголовной регистрации: Фалин, который значился первым в списке – тот самый тип со шрамом на лице – обратил на себя внимание в феврале 1926 года из-за тяжелого телесного повреждения. В графу, которая шла ниже, с именем Зеленский, сотруднику службы оставалось написать только краткое «то же». Значит, в то время эти двое уже были неразлучны. И, очевидно, они не особо колебались, когда применяли свою мышечную силу.
Рат выбрал помещение для допросов, пригласил стенографистку и стал вызывать клиентов в том порядке, в каком они шли по списку. Он не собирался никому сообщать о своем особом интересе к русским. Ему пришлось увидеть целый парад в той или иной степени наглых жуликов или относительно невинных отцов семейств и испытать на себе шквал брани от Визгливой Сильвии, пока очередь не дошла до тех двух мужчин.
Наконец-то.
Когда Гереон созвонился с дежурным в следственном изоляторе, чтобы первого русского привели в помещение для допросов, его ждал сюрприз. Сначала он подумал, что ослышался.
