***
Потом они долго лежали рядом, мокрые от пота, и молчали. Рат обнимал девушку и смотрел потерянным взглядом в потолок. Так счастлив он не был уже целую вечность.
«Ты влюблен, мой дорогой», – сказал он себе.
На этой неделе они виделись очень редко, и Шарли была права: так не могло дальше продолжаться. Но скоро все будет иначе – он получит постоянное место в убойном отделе, не будет больше ничего скрывать, и у него, наконец, появится профессиональная перспектива в этом городе. И личная тоже. Больше всего комиссар хотел бы немедленно начать жить вместе с фройляйн Риттер. Он ведь все равно искал квартиру. Но ему не хотелось внезапно обрушиться на нее с этим предложением. С такой женщиной, как Шарли – он ощутил это именно сейчас – он и в Берлине мог бы чувствовать себя комфортно.
– Знаешь, кто ты? – неожиданно спросила она Рата и погладила по груди. – Ты тормоз желания.
Мужчина рассмеялся.
– Это звучит как уголовное преступление. Такие слова учат на юридическом факультете?
– Это не преступление, это что-то очень возбуждающее, – сказала Шарли.
– Ты намекаешь этим на то, что мы должны в будущем выдерживать недельную паузу?
– Нет, совершенно определенно нет!
И на этот раз они перешли прямо к делу.
***
На следующее утро Гереон проснулся первым. Как приятно было просыпаться рядом с Шарлоттой! Некоторое время он смотрел на нее. Девушка мирно спала. Рат погладил ее по лицу, тихо, чтобы не разбудить, а потом встал и подошел к окну. Дождь барабанил по огромной крыше Ангальтского вокзала. Тем не менее на Асканской площади царило оживление, связанное с начавшимися отъездами берлинцев, приуроченными к празднику Троицы. На площади мелькало множество зонтов устремившихся в здание вокзала людей.
Слева Мёкернштрассе упиралась в Кёнигергрэтцерштрассе, а через несколько сотен метров она проходила через Ландвер-канал. Там был найден труп Бориса.
Сегодня комиссару хотелось бы завершить эту историю. Все, что он до сих пор собрал, продать начальнику полиции по максимуму. Тогда Цёргибель должен будет отдать ему письменный стол Рёдера. Время тайн, наконец, закончится.
Мягкие руки обвили грудь Гереона. Он даже не слышал, как Шарлотта встала. Ее теплое тело прижалось к нему.
– Мерзкая погода, да? – пробормотала она сонно.
– А у нас нет зонта.
– В такую погоду можно весь день валяться в постели.
– Я только опасаюсь, что дорогой Вильгельм Бём этого не позволит. Он в данный момент уже распределяет массу работы.
– Давай еще поваляемся, – заныла девушка.
– А что Бём сделал с вашим старым делом? Оно закрыто?
– Дело стоит сейчас среди «висяков». Ну, иди сюда! – Риттер потянула полицейского назад в постель.
– Эй! – запротестовал он. – И что это будет? Экспресс-любовь, не более того!
– Ну молодец! Что за лексика! Сразу видно, что сотрудник из полиции нравов разбирается в таких вещах…
Шарли не договорила, потому что ей прямо в лицо полетела подушка.
***
Несмотря на то что им пришлось отказаться от завтрака, они все равно пришли в «замок» довольно поздно. Казалось, Гереон и Шарлотта хотели наверстать упущенную неделю. Они снова расстались только у вокзала Александерплац, и пока стенографистка бежала к зданию Управления, комиссар немного задержался у газетного киоска. Некоторые газеты неожиданно отреагировали на статью Вайнерта и успели впрыгнуть в поезд, который он привел в движение. Многие журналисты высказывали свое недовольство Цёргибелем, не желая упустить возможность поставить его на место. Рат не верил, что только кто-то один проверял информацию и что Цёргибель заморозил расследование всех остальных дел из-за убийства Йенике. Они просто списали все у Бертольда.
Гереон вошел в кабинет Рёдера только за тем, чтобы оставить там свое пальто, а потом отправился по делам.
Шкаф, где были собраны «висяки», находился в центральной картотеке по делам, связанным с убийствами. Эту картотеку организовал Геннат: он холил ее, как малое дитя. Поэтому и расположил ее в помещении рядом со своим кабинетом. Это был просторный зал, продольные стены которого были уставлены шкафами с папками, со столом и восемью стульями в центре – их можно было использовать для небольших совещаний. Под окном располагался шкаф с картотекой, на котором стоял раскидистый фикус. Вероятно, за ним ухаживала Трудхен Штайнер.
Все дела были рассортированы по видам смерти, и лишь небольшой шкаф был отведен под нераскрытые дела, что свидетельствовало о непоколебимом чувстве собственного достоинства инспекции А с их высоким уровнем раскрываемости. Что, возможно, испытывал и Бём, помещая сюда дело Мёкернбрюкке. Хотя, наверное, ни один следователь по расследованию убийств не кладет в этот шкаф папки с делами с удовольствием. Дело Вильчека – это нечто другое. Его Рат поставит сюда с радостью.
Оказалось, что дело «Водолея» занимает не одну папку, а четыре. Вильгельм в течение двух недель заполнял их все новой информацией.
Удивительное несоответствие трудозатрат и эффективности. Гереон зажал под мышкой все четыре папки. Он должен был проработать их быстро: до вечера комиссар намеревался заняться делом Мёкернбрюкке, а потом на очереди был доклад Цёргибелю. Пока в «Абендблатт» начиналась ротация.
Рат надеялся, что Бём оставит его сегодня в покое.
Но этой надежде не суждено было сбыться. Когда Гереон вернулся с папками в кабинет Рёдера, на его письменном столе лежал новый лист бумаги. Вероятно, его принесла Шарли. Черт подери, а его не было на месте!
Опять шесть имен. На этот раз буква «П». Скоро они пройдутся по всему алфавиту! Рат решил проигнорировать этот список. Тем, что он задумал сегодня, он и без того объявит Вильгельму войну. Тогда и этот список не будет больше иметь никакого значения. Комиссар открыл первую папку и принялся за работу. Огромное количество допросов свидетелей. Что ж, по крайней мере, кто-то – видимо, Бём собственной персоной – обвел и замаркировал интересные фрагменты.
В десять Гереон позвонил Вайнерту, а потом продолжил работу, не отрываясь на обеденный перерыв. Шарли больше не приходила. Рат пытался не слишком часто думать о ней, что давалось ему совсем непросто. Некоторые из протоколов, которые он читал, были написаны ею. В половине пятого он позвонил в приемную Цёргибеля и попросил назначить встречу с начальником полиции. Дагмар Клинг хотела предложить ему дату для беседы после Троицы.
– Я прошу прощения, но это срочный вопрос! – возразил комиссар. – Я должен поговорить с начальником полиции сегодня.
Гильотина смилостивилась.
– Я посмотрю, что можно сделать.
– Это чрезвычайно срочно.
Не прошло и пяти минут, как Дагмар Клинг перезвонила Рату.
