Она чарующе улыбнулась пухлыми губами.
– Мистер Бронсон, доброе утро.
У Джейка язык присох к небу.
– Вы… в порядке? – замешкалась неожиданная гостья.
Мужчина заметил, что она бросила секундный взгляд на его пресс, и впервые за очень долгое время порадовался тому, что не оставлял регулярных тренировок. Феллини, похоже, немного покраснела и в долю секунды отвела глаза.
– Простите за то, что вторглась без предупреждения. Но до вас не дозвониться.
Увидев, что творится в доме у него за спиной, женщина слегка приподняла бровь. От отвращения? Или от сочувствия?
Джейку казалось, что голова у него набита ватой. Его мозг был сейчас явно не подключен к языку.
– Ох. Да я… нормально, – только и смог он выдавить из себя.
Получше ничего не придумал? Говори давай, идиот!
Бронсон откашлялся.
– Франческа. Мне правда очень неловко за вчерашнее.
Было видно, как расслабились плечи женщины.
– И мне неловко. Попробуем снова?
Через полчаса они потягивали капучино в кафе «Кофе-картель». Это заведение с двадцатилетней историей объявляло себя первой «подлинной» кофейней в местечке Ривьера на побережье Редондо-Бич. Здесь их окружало разномастное собрание потертых диванов, продавленных кресел, а также маленьких деревянных коктейльных столиков с антикварными стульями с прямой спинкой. Богемная атмосфера привлекала сюда писателей, студентов и просто любителей пляжей, которые искали себе местечко поспокойнее вдали от толп людей.
Головная боль постепенно отступала, и теперь Джейк мог говорить вполне внятно. Капучино с тройной порцией эспрессо сделало свое дело.
Они разговаривали про институт в Венеции.
– Дети приезжают со всего света, у многих из них нет родителей, – рассказывала Франческа.
– И все они одаренные?
– Да, и все по-разному. Это могут быть художественные способности, или математические, или музыкальный талант. У некоторых такая же фотографическая память, примерно как у вас.
Феллини сидела, чуть наклонившись вперед. Она положила локти на стол и подперла руками подбородок, изучающе разглядывая собеседника.
– Но в отличие от вас, каждый из них демонстрирует явные признаки симптомов аутистического характера, что подразумевает необычное, асоциальное поведение, которое отгораживает их от большей части общества, – продолжила женщина. – Они очень часто не способны нормально взаимодействовать с другими людьми.
Джейк вспомнил, как он себя вел в последние дни. Такое вполне можно назвать асоциальным.
Будто прочитав его мысли, Франческа сказала:
– Нет, вы просто были… schifoso, как мы говорим в Италии. – Взгляд ее на секунду стал отсутствующим – она подыскивала соответствующий перевод, касаясь кончиком языка краешка губ. Наконец ей удалось вспомнить нужное слово. – Паршивцем, si? – и она зловредно улыбнулась. День начинал приобретать яркие краски.
– И не поспоришь, – согласился Джейк. Он позволил себе думать о Феллини. Было в этой женщине что-то такое. Притягательное.
Бронсон смахнул рукой салфетку со стола.
Один удар сердца – и он выбрасывает другую руку, чтобы схватить ее, прежде чем она коснется пола.
И близко не получилось.
Про себя отметим: сверхрефлексы не работают, когда увлечен женщиной.
Франческа заинтересованно посмотрела на мужчину, но постаралась продолжить:
– Вы можете нам помочь, Джейк. Если мы поймем, что с вами произошло и почему вы получили доступ к своим способностям без всяких побочных расстройств, мы, возможно, сможем разгадать секрет, как можно помочь несчетному количеству аутичных детей во всем мире. – Итальянка поерзала в кресле. – И также мы бы изучили любые ваши… паранормальные способности.
Бронсона последняя реплика на секунду изумила. Почувствовала ли Феллини что-нибудь там, в библиотеке? Она, казалось, и в самом деле верила, что он мог быть полезным для их исследований в институте. Без сомнения, у нее были на то причины. Неужели он уже почти согласился? Нужно признать, сопротивляться ее обаянию было очень сложно. Мужчина представил себя в Венеции вместе с ней. Как он ей будет помогать. Будет всегда рядом.
– В течение года, – продолжала Франческа, – или двух лет мы бы могли добиться значительных успехов.
У Джейка застыла в жилах кровь. Воздух, казалось, совсем истончился. Он откинулся обратно в кресло и уставился в широкое окно, занимающее всю стену. Краем глаза он увидел знакомых мужчин в белом фургоне, припаркованном на обочине напротив. Новые садовники, которых Бронсон уже видел рядом с домом соседки. Он отметил это как совпадение и сосредоточился на захлестывающей его волне душевной боли. Помочь Франческе и детям он не мог при всем желании. Через три месяца его уже не будет на свете, что уж говорить про год или два! О чем тут, черт возьми, думать?!
Лицо Феллини помрачнело.
– Что такое?
Джейк поднялся.
– Мне пора.
– Как? Почему?
Бронсон позволил себе напоследок окунуться в эти глаза, обещавшие столько счастья.
– Простите меня, в самом деле, – ответил он. – Но я никак не могу, не могу вам помочь.
А затем он повернулся и вышел на улицу прежде, чем женщина заметила, что у него на глаза наворачиваются слезы.
Глава 8
Венеция, Италия
Гондоле старика стукнуло уже пятьдесят, но она еще вполне послужит, как и он сам. Ее искусные декоративные детали и лаковое покрытие не имели себе равных на запруженных каналах города, где жили десять поколений его предков. Марио Феллини исполнилось четырнадцать, когда его отец, скрепив сделку рукопожатием, заказал выстроить лодку не кому-нибудь, а Трамонтину Альберто Ветуччи Недису, последнему из знаменитых скверариоли, строителей гондол, обладавших секретами мастерства в этом ремесле. Лодка была крепкой, построенной по старинной технологии, без клея и замазки. Марио всегда верил в то, что свою лодку он переживет, но сейчас ему пришлось в этом усомниться.
Погружая весло в спокойную гладь канала, он вел тихо скользящую гондолу к маленькому подсобному гаражу института, где должен был забрать путешественника для особой поездки по Венеции. Не будет никаких серенад «О соле мио» в уединенном путешествии к сырым могилам за кладбищенским островом Сан-Мишель.
Причалив к пирсу той ночью, он обнаружил не одно, а два тела. Одно было совсем еще детским. Девочка не старше шести-семи лет. Застыв, глядя на невинное лицо, Марио молча утирал слезы, сбегавшие на седую щетину его подбородка.
Старый гондольер проклял тот день, когда стал участвовать в сомнительных экспериментах Баттисты.
