Азим остановился, пристально глядя на Бронсона, а затем рассказал свою историю:
– Мое племя часто торговало с его деревней. Два года назад моих родного и двоюродного брата уговорили присоединиться к джихаду Баттисты. Они переселились в секретные пещеры выше деревни вместе со многими другими такими же. Полгода спустя их обоих нашли мертвыми: они стали жертвами ужасных экспериментов. У каждого из них были шрамы от хирургических вмешательств на голове. Когда наш лидер пошел против Баттисты, основная часть нашего племени была уничтожена. Но на все воля Аллаха, будь он благословен. Я и мой другой двоюродный брат отсутствовали, когда это произошло. Когда мы возвратились, нам потребовалось два дня, чтобы похоронить всех наших мертвецов.
Джейк чувствовал, что этот человек говорит правду. Чувствовал его боль.
– Баттиста и его племя должны умереть, – заключил Азим. – Я помогу вам, а вы поможете мне.
Бронсон кивнул, чувствуя родство с человеком, объединенным с ним одной отчаянной целью.
– Добро пожаловать, Азим. Давайте представим вас остальным.
Тони повел вновь прибывшего знакомиться с командой. Джейк проверил свои часы. Был полдень. Им предстоял десятичасовой перелет, и они должны были занять позиции на горе к 15:00. Пришло время загружаться.
Джейк быстро попрощался с принцем, а затем посмотрел на причудливое сборище людей, которые составили его команду: два пилота, каждый немного того и каждый по-своему, суровые лос-анджелесские парни, австралийский техник, двое морских котиков и чеченский мятежник, а также два его лучших друга, актриса-официантка и, наконец, воин-моджахед со своим собственным джихадом. И, конечно, Ахмед.
Вместе эта группа ответственна за результат самых критических восемнадцати часов жизни Бронсона. Нет, даже больше того, подумал он. Намного больше. Их действия определят судьбу невыразимого числа невинных жизней, начинающихся с Франчески и Сарафины и заканчивающихся тысячами – если не десятками тысяч – невинных жертв, жизни которых будут потеряны, если планы Баттисты осуществятся.
Глава 32
Горы Гиндукуш, Афганистан
Воздух был пропитан человеческим страданием и насилием, которые творились здесь сотни лет.
Тропа, проходившая через естественную пещеру, сужалась до тонкого тоннеля шириной в шесть футов, а затем продолжала свой извилистый путь через сырые глубины гор двумя уровнями ниже главного штаба Баттисты. Неровный каменный пол, на щербатые стены падают темные тени от тусклого света от ряда голых лампочек, которых за поворотом уже и вовсе нет, низкий потолок закопчен до толстого слоя сажи еще с тех времен, когда факелы были единственным средством освещения… Неподвижный, сырой воздух пах мочой и экскрементами.
Дюжина или больше тюремных камер были высечены в скале по обе стороны от тоннеля. Каждая из древних клеток была размером с малолитражный автомобиль, где только-только можно было лечь в полный рост, и слишком низкой, чтобы стоять вертикально. Камеры были забраны ржавыми решетками c воротами на висячих замках.
Только одна из клеток была занята.
У Франчески тонкая грань, отделявшая ее от безумия, зависела от слабого света, который шел от лампочки вне стен ее камеры. Она не могла увидеть ее через ржавые прутья, но знала, что лампочка там была – висела на стене туннеля, только за поворотом. Эта лампочка, должно быть, была старой, и срок ее службы был уже на исходе, потому что она мерцала и постоянно гудела. Однажды она погасла, и глубокая темнота вторглась в камеру итальянки с такой силой, что она не могла разглядеть даже пальцы своих босых ног. Прежде чем она успела закричать, лампочка вернулась к жизни, слабо вспыхнув и отодвинув хотя бы часть темноты.
Сарафина теснилась рядом с Феллини в углу. Они грелись друг о друга в тщетной попытке отразить пробирающий до костей холод окружающей их твердой скалы. Маленькая девочка хныкала, побуждая Франческу сжать ее в объятиях и покачиваться вместе с ней взад и вперед. Новый приступ не унимающейся дрожи встряхнул их обеих.
Они все еще носили ту же самую одежду, в которой были в бальную ночь: Сарафина – ночную рубашку и шлепанцы, а Франческа – костюм принцессы. Красивое белое платье женщины запачкалось и порвалось. На корсаже еще с тех пор, как Карло порезал ее шею, виднелось темно-коричневое пятно. На ногах у Феллини вздулись пузыри от долгой дороги из деревни и ходьбы по тоннелю к камере.
О поездке она практически ничего не помнила: и ее, и Сарафину почти сразу оглушили наркотиками, как только они сели в самолет Баттисты. Когда пленницы проснулись, они уже подпрыгивали, лежа в крытом грузовике, который карабкался в гору по дороге к деревне. Похитители обращались с Франческой и девочкой с презрением, не обращая внимания на их жалобы. Только Карло, казалось, посматривал на них с интересом, но от его постоянных пристальных взглядов у Феллини сводило живот и бежала дрожь по спине и по всему телу.
Франческа задержала взгляд своих ввалившихся глаз на гнилом ведре, которое было единственным удобством в этой маленькой клетке. Это ведро было наполовину полным, когда они с Сафариной прибыли сюда – подарок от предыдущего жильца. Теперь, два дня спустя, никто его так и не выпростал.
«Что мне делать, когда оно заполнится? – Феллини закрыла глаза. – Как у синьора Баттисты получилось так легко меня обмануть? Что с нами будет? Где Джейк?»
По щекам женщины побежали слезы. Она стерла их тыльной стороной ладони, стараясь выглядеть храброй для Сарафины.
Ее сердце подпрыгнуло, когда перед светом за стенами камеры прошла темная тень.
За решеткой появился силуэт Карло. Одна сторона его искореженного лица была залита светом от мерцающей лампочки, показывая блестящий темный глаз, полный жажды. Он был одет в армейский тренч и просто смотрел на Феллини, а его пальцы пританцовывали на ладони, как у ребенка, ожидающего конфету. Ноздри мужчины раздувались с каждым вдохом. И не обладая особым даром, Франческа могла ощущать злобу его мыслей.
Рядом показался синьор Баттиста, одетый в белый дишдаш, темно-зеленый жилет и широкие штаны. Его голова была обернута красно-белой клетчатой куфией.
– Здравствуй, моя дорогая, – сердечно произнес Лучано. – Сочувствую по поводу камеры. Но это лучшее, что мы могли найти, раз все произошло так сразу.
Франческа прижала голову Сарафины поближе к своей груди.
Улыбка Баттисты исчезла, обнажив горечь.
– Если бы вы остались верны мне вместо американца, то, возможно, избежали бы всего этого. Посему теперь вы поможете нам в другом.
Франческа впилась в него взглядом. Этот человек был ее работодателем. Она верила в него. Как могла она настолько ошибаться? Даже сейчас, когда женщина чувствовала его, она видела только его убежденность, его верность идее, которая отличалась от того, что она знала раньше и с чем была согласна. Сильнее ошибиться она не могла.
– Я лучше умру, чем буду вам помогать! – выплюнула итальянка ему в лицо.
