Утверждение, что он знает венецианские красоты, являлось чистой воды враньем, и все, что Леня мог продемонстрировать прекрасной японке, – это собственный интеллект, остроумие и потенцию. Но Юкико – слава Будде, благословенному и всемилостивому! – в блефе его не заподозрила и серьезно уточнила:
– Вы назначаете мне свидание?
– Да! Да! Назначаю!
– Я согласна, – слегка потупившись, произнесла дщерь самураев.
– Кул! Оссэм!
[6]
– возопил, переходя на современный американский, Ленчик. И церемонно добавил, слегка поклонившись: – Аригото!
[7]
Юкико чуть улыбнулась – видимо, для столь сдержанного национального характера сие скромное проявление чувств являлось эквивалентом русского рта до ушей – и загасила сигаретку.
– Значит, вечером, здесь же, в восемь часов, – уверенно назначил Леня.
– Сегодня вечером, на данном месте, в восемь пополудни, – как заведенная, повторила Юкико и слегка поклонилась. – Аригото.
– Зашибись! – сказал Ленчик по-русски и шаркнул ножкой.
– Сасипись, – повторила Юкико.
– Икзэктли!
[8]
– Ленчик снова перешел на английский. – Я буду ждать! Счастливого вам дня!
– Позвольте и мне пожелать вам хорошего дня, Реня, – церемонно произнесла Юкико и неслышно покинула балкон – словно растворилась в воздухе, пропитанном утренним туманом.
Обрадованный и вдохновленный, «Реня» понесся в номер: будить тетку Катю, волочь ее на завтрак, а после – покорять Венецию, а затем – Юкико. Действовать, действовать, действовать!
Лагуна-ди-Венеция. Тот же день, 11.30. Катя Калашникова
Утренний туман рассеялся, словно его и не было вовсе.
Лазурно-голубое небо, лазурно-синее море и разноцветные здания красивейшего города, приближающиеся с каждой минутой, – что надо для полного счастья?! А если добавить еще и морской ветерок, яркое, но не жгучее солнце, блаженную улыбку на лице любимого племянника и сознание того, что ты сама выглядишь сегодня особенно молодо и свежо, то получается, что ничего больше и желать не надо. Так что Катя, впервые за много дней – а может, и лет – чувствовала себя абсолютно счастливой. И на ее устах тоже играла неконтролируемая улыбка – словно она шампанского опилась.
Аристократический остров Лидо, где помещалась их гостиница, оставался все дальше и дальше за кормой. «Вапоретто» (речной трамвайчик) неутомимо влек их с Ленчиком к главной, островной Венеции. Надвигались башни, дворцы и колокольни великого города. Солнце шпарило вовсю, хоть антизагарным кремом мажься – а в Москве еще сугробы в человеческий рост и минус двенадцать (она с утра по Си-эн-эн слышала). Трудно даже поверить. А тут люди поголовно в темных очках. Причем, прошу заметить, у всех, даже матроса на «вапоретто», очки – крутых фирм: «Шанель», «Диор», на худой конец «Дольче Габана». Катя со своим актуальным для Москвы «Карденом» выглядела на фоне местных пижонов бледновато.
Катерина исподволь оглядела пассажиров трамвайчика – те, примерно в равной пропорции, делились на туристов и венецианцев. Отличить друг от друга их было легче легкого. Туристы непрерывно вертели головами туда-сюда, снимали приближение Венеции на камеры, щелкали затворами фотоаппаратов. Местные жители вели себя примерно как пассажиры в московском метро, являя полнейшее равнодушие к проплывающим мимо красотам: читали газеты, болтали – между собой и по мобильным телефонам, даже вязали.
Дабы оценить тенденции нынешнего европейского сезона, Катя разглядывала и одежки аборигенов. Наряды дам особо ее не впечатлили, зато здешние мужчины смотрелись просто сногсшибательно: смело экспериментируют с цветом, одеваются не блекло, как наши, а в контраст, про чистоту ботинок и говорить нечего. Вот, например, близсидящий тип, спокойно читающий «Эль Газеттино»: обут в коричневые мокасины явно ручной работы, серые носки, палевые брюки. Поверх песочного цвета пальто накручен желто-красный шарф. Лицо загорелое, мужественное, жгуче-черные волосы уложены гелем.
Вдруг осматриваемый синьор оторвался от своей «газеттины» и встретился взглядом с Катей – и она сразу узнала его. Он ехал вместе с ними вчера вечером из аэропорта на «мотоскафе» – только тогда одет был иначе: в короткое черное пальто и шарф других оттенков (про то, что он переменил туфли, брюки и носки, и говорить нечего).
Итальянец узнавающе улыбнулся и сказал Кате: «Бон джорно». В Москве Катерина ни с кем в общественном транспорте никогда не заговаривала (да и не ездила она почти в нем, в общественном) – но тут пьянящий воздух европейской свободы заставил ее улыбнуться в ответ и кивнуть. Мужик немедленно воспринял Катину улыбку как поощрение, сложил «газеттину», поднялся со скамейки – во весь свой немаленький рост (попутно продемонстрировал тренированную, мускулистую фигуру) – и обратился к Кате на хорошем английском:
– Красиво, не правда ли?
– Беллиссимо! – откликнулась Катя.
– Вы говорите по-итальянски?! – Синьор, казалось, поражен до глубины души.
Неплох, совсем неплох. Глаза синейшие (необычный, кстати, цвет для брюнета: может, цветные линзы носит?). Руки красивой формы, ногти ухоженные. И, о, этот легкий аромат – Катя, истинная женщина, обожала, как пахнет от людей, которые всю свою жизнь дважды в день принимают душ, а потом сдабривают себя дезодорантом, гелем и одеколоном. И еще от незнакомца пахло деньгами. Не миллиардами, конечно, – иначе он бы не на «вапоретто» ездил, а на водяном такси, – но миллионами – вполне.
Все эти мысли пронеслись в голове Кати в мгновение ока и помогли сформулировать решение: если он не начнет нести какую-нибудь ахинею… и лапы распускать не станет… а вдруг… ну, если пригласит ее куда-нибудь, то она, пожалуй, согласится с ним… скажем, для начала поужинать.
– Нет, совсем я не говорю по-итальянски, – засмеялась в ответ Катя, – но знаю французский и английский.
– Но вы не француженка и не англичанка, – утвердительно проговорил благородный синьор.
– Что, заметен акцент? – огорчилась Катя.
– Нет. Вы просто красивы настолько, как никогда не бывают красивы ни француженки, ни англичанки.
– А кто – бывает? – улыбнулась Катерина.
– Ваша красота уникальна. – Иностранец полыхнул своими ослепительно синими глазами и придвинулся ближе.
«А он сразу берет быка за рога. Не слишком ли круто? Впрочем, почему нет – уверенный в себе мужчина. Ведь сразу понятно, что запал, вот и не рассусоливает, не ходит вокруг да около».
Так как на неприкрытый комплимент синьора Катя ответила лишь благодарно-недоверчивой улыбкой, он немедленно сделал следующий ход:
– Могу я пригласить вас куда-нибудь позавтракать?
