29 июня я была на похоронах А. А. Осмеркина. Он умер на этюде с кистью в руке, как настоящий художник. Пишу с почты – это, кажется, единственное место, где меня посещает эпистолярная муза.
Из Ленинграда, мой дорогой Левушка-осминогушка, напишу тебе настоящее письмо. Я пробуду там недолго, потому что меня зовут на дачу под Коломну, где я отдыхала в прошлом году. Береги себя – не пей слишком крепкий чай. Ну, дождь, кажется, кончается, кончается и письмо. Можно идти домой. В июле пошлю тебе почтой двести рублей и, конечно, посылку.
Крепко тебя обнимаю.
2
20 сентября 54
Только сегодня, дорогой мой Левушка, я отправила тебе две открытки. Сама ходила за пенсией на Гороховую – помнишь? День светлый – небо как летом. Поздравительная посылка тебе еще не отправлена, но все продукты уже куплены.
В китайской антологии, которую я продолжаю читать, опять наткнулась на гуннов. Теперь это 1-й век нашей эры. Два китайца (Генералы S и W и Li Ling взяты гуннами в плен, где пребывают 19 лет. Затем один (Sa Wu) возвращается на родину, а другой поет песню, кот. переведена по-английски и без рифм
[77]. Писала ли я тебе, что видела Пекинское издание Цуй Юаня 1954 по-английски. Переводил китаец.
Я прошел 10 тыс. ли
Сквозь пески пустынь,
Служа моему государю,
Чтобы разбить гуннские орды
и т. д. Доходят ли до тебя мои выписки из антологии и подстрочников? М. б. они тебе вовсе не интересны?
8
<1956>
Милый Лев,
мой редактор позвонил мне на другой день и извинился, что не может со мной повидаться, т. к. у него собрание в Союзе.
Книгу он уже отправил в Из-во. Заводить по телефону сложные разговоры не сочла удобным. Он был все так же приветлив и участлив и, конечно, не откажется со мной повидаться, когда я его об этом попрошу. Жду заключения договора. После этого сразу поеду домой. Очень устала и соскучилась. Целую тебя и Таню. Ире, Ане, Р. А. приветы.
В. С. Срезневской
Валя!
Кажется, я не писала тебе пятьдесят лет (с Евпатории – Севастополя 1907 г.). Дело вот в чем: я лежу третий месяц и встану ли – неизвестно.
Прошу тебя сообщить Ире все твои обстоятельства, и пусть она мне позвонит.
Целую тебя, твоих детей и внучек.
Посылаю тебе 100 рб. и палку.
Э. Г. Бабаеву
<10 янв. 1960. Комарово>
Ваше письмо замечательно тем, что, когда я открываю его, чтобы перечитать, там всякий раз написано что-то другое…
Я первый раз встречаюсь с таким явлением – как вы этого достигли?
Вчера, например, я вычитала там вещи уж совсем невероятные.
Жду следующего раза, чтобы узнать что-то мне необходимое. А про стихи свои узнала, что в них главное подтекст. Чем его больше и чем он глубже, тем они лучше и ближе людям. Как было бы чудесно, если бы меня кто-нибудь расколдовал и я могла бы написать Вам письмо.
В. Я. Виленкину
4 февраля 1962. Комарово
Милый Виталий Яковлевич, дайте мое «Слово о Пушкине» Галине Петровне Корниловой для «Лит. газеты». Это очень спешно. Еще раз спасибо за все.
Алексису Ранниту
1
Многоуважаемый господин Раннит!
Благодарю Вас за стихи (жаль, что Вы прислали только перевод) и милое письмо.
Трудно понять, зачем кому-то понадобилось тревожить мой прах и сообщать бредовые легенды о моем пребывании в Париже в 1938 году. На Западе после 1912 года я не была, а в 1938 году дальше Москвы не ездила.
Я совершенно уверена, что Ваша работа будет интересной и нужной, но меня несколько беспокоит ее биографическая часть. Во всяком случае, я предупреждаю Вас, что писаниями Георгия Иванова и А. Страховского пользоваться нельзя. В них нет ни одного слова правды.
Простите, что не сразу отвечаю Вам – я все еще очень слабая после болезни и сейчас живу за городом.
18 февраля 1962 Комарово
2
Многоуважаемый господин Раннит!
Пишу Вам сегодня только для того, чтобы Вы знали, что Ваше письмо от 8 марта мной получено.
Позвольте мне в свою очередь задать Вам несколько вопросов: отчего мои стихи кажутся Вам синими, когда они уже полвека всем кажутся белыми? Почему Вы не прислали мне оригинала своего стихотворения? – Я свободно читаю по-английски.
Видели ли Вы мое «Слово о Пушкине» в «Литературной газете» в юбилейные дни?
Мне было приятно узнать, что Вы держитесь того же мнения, что и я, относительно Георгия Иванова и Страховского. И следовательно, мне не придется, прочтя Вашу работу, еще раз испытывать ощущение, описанное в последней главе «Процесса» Кафки, когда героя ведут по ярко освещенной и вполне благоустроенной Праге, чтобы зарезать в темном сарае.
Все, что Вы пишете о моих стихах, очень любезно. Но мне раз навсегда не дано верить похвалам. Зато всякой брани я верю слепо.
Посылаю Вам список стихотворений, напечатанных после книги 1961 г. в разных изданиях, и несколько ответов на Вашу анкету.
Желаю Вам успеха.
Анна Ахматова
24 мая 1962 Москва
<Приложение, к письму А. Ранниту
24 мая 1962>
Чтобы не задерживать Вас, посылаю Вам несколько ответов на Ваши вопросы:
2. Первое стихотворение написала 11 лет. Печатаюсь с весны 1911 года. Например: «Аполлон» № 4, 1911 г.
3. Дома никто не поощрял мои первые попытки, а все скорее недоумевали, зачем мне это нужно.
4. Пушкин (и то, и другое).
5. Учитель – Анненский.
8. Никакими учебниками никогда не пользовалась – слушала обсуждение стихов в «Цехе Поэтов» 1911–1914.
Из перечисленных Вами лиц покойный Борис Викторович Томашевский был моим учителем по линии пушкиноведения, а Георгий Аркадьевич Шенгели, с которым я часто встречалась и дружила, иногда для своих изысканий просил меня произнести какую-нибудь мою строку.
