– Мама, я здесь! – крикнул Генри Аллен.
Высунув голову за дверь, я увидела объятую пламенем «Южную» сушильню. Похоже, она загорелась не только что, иначе в воздух не взлетали бы, как фейерверки, раскаленные головешки. Гардинер уже подбежал к горящей сушильне, в свете пожара я могла ясно его разглядеть. Он кричал и размахивал руками. Под вопли о горелках Генри Аллен получил от него по лицу. Потом он повернулся к «Зеленой» сушильне, и я отшатнулась, испугавшись, что он меня увидит. Стоя за дверью, я тряслась от страха: что мне делать? Если бы я бросилась наутек, меня увидели бы и поняли, чем занимался Генри Аллен. Чтобы загорелась «Зеленая» сушильня, где я пряталась, требовалось совсем немного – чтобы на ее крышу упал хотя бы один раскаленный уголек.
Сквозь треск пожара прорвалась сирена, и я представила себе машину добровольной пожарной бригады, сворачивающую с дороги Дохлого Мула на дорогу, делящую надвое поле табака. Сирена становилась все громче и в конце концов сделалась оглушительной, как будто звучала у меня под носом, здесь, в сушильне. Я зажала руками уши. Потом до моего слуха донеслись до того отчаянные крики, что я не сумела разобрать слова. Может, удастся удрать незамеченной, когда все смотрят только на пожар? Я распахнула дверь – и меня сбил с ног непонятный удар. «Зеленую» сушильню уже поливали водой, ее струя меня и опрокинула. От напора воды весь сарай трясся, как былинка, шум был такой, что я не слышала собственный голос: забывшись, я умоляла прекратить и выпустить меня. Вода лилась с потолка, текла по стенам. За какую-то минуту у меня вымокли волосы. Я попробовала найти местечко посуше, но как это сделать в такой темноте? Я метнулась в глубь сарая и стала дергать вторую дверь. Она оказалась заперта снаружи. Я в отчаянии забарабанила по ней кулаками.
– Выпустите меня! – заорала я. – На помощь! – Я знала, что в шуме воды, треске пожара, среди всех этих воплей никто меня не услышит. Оставалось сесть, прижаться спиной к стене, накрыть руками голову и ждать, когда всему этому придет конец.
Вода перестала литься так же внезапно, как начала. Я опять услышала крики и решила, что пожарные принялись поливать следующую сушильню, если не сам дом. Облепленная мокрой ночной рубашкой, я шагнула к двери. Прежде чем я коснулась ручки, дверь открылась, и мне в лицо ударили лучи сразу двух фонарей, такие яркие, что мне пришлось загородить глаза.
– Айви! – раздался голос Генри Аллена.
– Ах ты маленькая шлюха! – крикнула его мать. – ШЛЮХА! – Она вошла в сушильню, схватила меня за руку и дернула, как мухобойку, которой она намерена прихлопнуть муху.
– Не трогай ее, мама! – взмолился Генри Аллен, но она насильно вытянула меня из сушильни. От рывка я бы упала, если бы она не вцепилась в меня намертво.
– Убирайся! – прокричав это, миссис Гардинер ослабила хватку. На меня обрушились удары. Я бросилась наутек. – Убирайся, мерзкая тварь! – настиг меня ее голос.
Я бежала изо всех сил. Догорающая «Южная» сушильня осталась у меня за спиной. Мои шлепанцы разбрызгивали оставшуюся от пожарных шлангов жидкую грязь. Фонарь я забыла в сушильне и теперь бежала в кромешной тьме, мимо полей и безмолвных фей, потом по лесу и по лугу. В дом я проникла по возможности бесшумно, стараясь не потревожить спящих своим хриплым дыханием, способным мертвого поднять из могилы.
Нонни спала на кушетке, Мэри Элла и малыш Уильям тоже смотрели десятый сон. Мне повезло, что их не разбудили пожарные сирены. Моя ночная рубашка так вымокла и так прилипла к телу, что я боялась, что она стала невидимой и я предстала перед миссис Гардинер все равно что голой. От одной этой мысли мне хотелось умереть. Я стащила с себя мокрую тряпку и натянула единственную оставшуюся – зимнюю, в которой мне было бы жарко, если бы я не дрожала от сырости и унижения. Забравшись в постель, я, растянувшись рядом с Уильямом, расплакалась. Я старалась плакать тихо, но ничего не могла с собой поделать. Что теперь будет? Мать и отец Генри Аллена все знают! Неужели этой ночью у нас с ним все кончилось?
Если миссис Гардинер все скажет Нонни, то… Я зажмурилась. Об этом даже подумать было страшно. Получалось так, что в эту ночью пришел конец всей моей жизни.
13
Джейн
Назавтра после ужасного происшествия с Шарлоттой я ехала в графство Грейс, чувствуя небывалую усталость. Накануне я провела остаток дня и вечер в больничном коридоре с ее племянницей, испуганной девушкой примерно одного со мной возраста, дожидаясь результата операции на ноге. Произошел перелом большеберцовой кости, Шарлотте предстояло провести не меньше недели в больнице, а потом несколько недель в постели дома. Минимум на месяц я осталась без начальницы и контролера.
За ужином Роберт молча выслушал мой рассказ о случившемся. Я умолчала о мужчине с дробовиком, вернее, не упомянула дробовик. Про женщину, привязавшую своих детей к мужу, я тоже не рассказала.
– Прошу тебя, милая! – взмолился он, дослушав. – Уйди с этой работы! Я уже ее возненавидел. Куда это годится – пропадать невесть где? Представляешь, ты могла бы отправиться к этой семейке одна и сама сломать ногу! До сих пор бы там валялась! Мне невыносима эта мысль.
Та же самая мысль не покидала меня весь вечер.
– Как только почувствую опасность, сразу назад! – пообещала я. – На такие мостики я больше ни ногой! Не волнуйся, у меня есть голова на плечах.
Он отложил вилку.
– Я тебя не понимаю, Джейн, – сказал он. – Почему тебя так манит эта работа?
– Так я воспитана, – ответила я, пожимая плечами. – Людям надо помогать, даже когда это трудно. ОСОБЕННО когда трудно.
– Ты больше не принадлежишь к той семье, – напомнил он.
Я ощетинилась.
– Я всегда буду к ней принадлежать.
Он вытер салфеткой губы, положил салфетку на стол и встал.
– Знаешь, Джейн, ты в этом браке не одна. Поразмысли об этом, хорошо?
Остаток вечера мы провели молча. Он рано лег спать, а я позвонила матери, вдруг по ней соскучившись. Хотелось обо всем ей рассказать: о несчастном случае с Шарлоттой, о разногласиях с Робертом. Но она сказала, что листает старые фотоальбомы, и я почувствовала, что ей и так грустно. Не хватало навьючить на нее свои собственные проблемы!
Я допоздна читала одну из взятых у Шарлотты книжек. В голове упорно крутились слова Роберта. Наверное, я эгоистка. Но о том, чтобы уйти с работы в такой ситуации, невозможно было и подумать. Даже если бы я захотела, в отсутствие Шарлотты я была слишком нужна управлению.
Утром меня дожидался Фред Прайс. Он даже открыл мне дверь, как будто высматривал в окно мою машину. У него был угрюмый вид.
– Как вы себя чувствуете? – спросил он, заходя следом за мной ко мне в кабинет.
– Нормально, – ответила я. – Только переживаю за Шарлотту.
Он указал на два портфеля, с которыми я явилась.
– Я надеялся, что вы принесете портфель Шарлотты, – сказал он. – С утра я успел с ней поговорить.
