– Видала, мэм. Подумаешь, липкий песок. Что за радость?
Миссис Форрестер посмотрела на меня, потом на Мэри Эллу.
– Надеюсь, рано или поздно вы там побываете, – сказала она. – Липкого песка там полно, тут ваша бабушка права, но все равно это очень красиво и весело.
До меня только сейчас дошло, что то, чем мы занимались в кухне, называется весельем. Я подумала, что раньше мне бывало весело только с Генри Алленом. Только с ним мне бывало так же хорошо, как сейчас.
Когда миссис Форрестер перестала танцевать и посмотрела на часы, мне стало грустно.
– Ну, мне пора, – сказала она. – Только… – Она озабоченно оглядела нас. – Можно мне перед отъездом воспользоваться вашим… ну, сами понимаете? – Она взяла с кухонного стола свою сумочку.
– Вы про уборную, что ли? – сообразила Мэри Элла.
– Конечно, – разрешила я. – Спасибо за вентилятор.
– Пожалуйста! – Она вся раскраснелась и вообще была такая милая, что мне захотелось ее обнять, но я, конечно, сдержалась. Она вышла в заднюю дверь. Я смотрела, как она ковыляет среди кур, направляясь в уборную.
– Раз она не знакома с рукомойником с насосом, – сказала Нонни, вынимая щипцами банку из кастрюли, – значит, в дворовой уборной тоже никогда не бывала.
Я вспомнила школьный туалет, совсем непохожий на наш: там даже имелась туалетная бумага. Распахнув сетчатую дверь, я побежала за ней.
– Миссис Форрестер! – окликнула я ее.
Она уже почти дошла до цели.
– Что, Айви? – спросила она, оглянувшись.
– Вы знаете про туалет? Про… бумагу?
– Бумага? Туалетная, что ли?
Я кивнула.
– У нас ее нет. Мы пользуемся страницами из каталога. Только не глянцевыми. Страницы надо немного помять, тогда они станут мягкими. – Я чувствовала, что залилась краской, но она не смутилась.
– Спасибо, Айви, сама я бы не догадалась.
– Да, мэм. – Я была счастлива ей помочь. По пути домой я танцевала твист под музыку, звучавшую у меня в голове.
21
Джейн
– Ты красавица! – сказал Роберт. Мы шли держась за руки в загородный клуб.
– Спасибо. – Я прильнула к нему. Этим вечером мне не хотелось думать о работе. Я дала себе слово выбросить ее из головы. Этот вечер был моим подарком Роберту. Я решила посвятить ему все внимание, подружиться с женами его друзей, стараться быть такой женой, как ему хочется.
Накануне я рассказала об этом маме – мы вместе выбирали для меня платье.
– Удачи! – сказала она.
– Почему ты так сказала? – насторожилась я, перестав перебирать платья на вешалках.
– Просто так, – ответила она. – Надо было вообще промолчать. Извини.
– Мама! Теперь тебе придется признаться. – А я-то думала, что успешно скрываю от нее свои проблемы с Робертом.
– Ну… – Она старалась смотреть на платья, а не на меня. – Иногда создается впечатление, что он хочет, чтобы ты перестала быть собой. – Она выбрала узкое синее платьице с блестками. – Как тебе вот это?
Я знала, что она права. Я сама могла сказать то же самое. Мне тоже иногда хотелось видеть его совсем другим. Я считала, что так происходит у девяноста процентов супружеских пар.
Роберт влюбился в синее платье с блестками с первого взгляда. Всю вторую половину дня я провела в салоне красоты: мне делали прическу во французском стиле, украшенную жемчужинами. По словам Роберта, волосы у меня получились даже лучше, чем на свадьбе.
Зал оказался бело-золотым морем. Десятки круглых столов, одни под белыми скатертями, другие под золотыми, заполняли его почти целиком, не считая места для танцев. Посередине каждого стола стояла вазочка с белыми и желтыми цветами.
Казалось, Роберт со всеми здесь знаком – по крайней мере, со всеми мужчинами; пока мы шли к нашему столику у самого танцпола, он не умолкал, представляя им меня. Я нашла карточку со своим именем и уселась между Робертом и мужчиной, тут же назвавшим себя и представившим свою жену. Гэвин и Луиза Паркер, самая старшая пара за нашим столом – немного за тридцать. Гэвин, светлый шатен, уже начал лысеть. Две другие пары были ближе к нам по возрасту. Одну из жен я узнала – Биверли Энн, фамилию запамятовала. Это она заглянула к нам, как только мы переехали, и сказала насчет Молодежной лиги. Я только сейчас вспомнила, что так и не нанесла ей ответного визита. Она улыбнулась мне через стол – кажется, улыбка была не самая теплая.
За первые пять минут я уже успела узнать, кто из мужчин чем занимается – у нас оказалось два педиатра, один психолог и один адвокат – и сколько очков набирает в гольфе. Можно было не спрашивать, и так было ясно, что все три жены не работают и знакомы друг с другом. Они щебетали о своих детях, о Молодежной лиге и о предстоящем благотворительном базаре. Я старательно улыбалась и пыталась поддержать разговор, но без особого успеха. Зато адвокат Гэвин, мой сосед, оказался разговорчивее всех за столом. Он был из тех, кто задает много вопросов, и проявлял чуть ли не искренний интерес к моим ответам.
– Вы состоите в Молодежной лиге? – спросил он. У него были невозможно красивые глаза – полупрозрачные, светло-голубые.
Роберт вмешался, не дав мне ответить.
– Джейн еще не успела вступить. Она поглощена благотворительностью.
Я знала, что должна молчать о своей работе, и пыталась представить, каково сейчас Роберту: его жена работает, а остальные женщины за столом – может, даже во всем зале – нет.
– Расскажите мне о своей благотворительности, – попросил Гэвин.
Я покосилась на Роберта, но тот великодушно кивнул.
– Я работаю в управлении социального обеспечения, – брякнула я. Хватило десяти минут, чтобы кот выпрыгнул из мешка.
Брови Гэвина взлетели на лоб.
– Кабинетная работа? – спросил он.
– Нет, с людьми.
– В каком же это смысле? – вмешалась Биверли Энн. – Что значит «с людьми»?
– Я езжу по домам и оцениваю их нужды.
– Вы посещаете получателей социальной помощи? – спросила Дебора, жена психолога.
– Да.
Все уставились на Роберта. Их немой вопрос означал одно из двух: зачем он позволяет жене такое чудачество или неужели его практика приносит такой скудный доход?
– Я был бы рад, если бы она сидела дома, – проговорил он с улыбкой, потребовавшей немалых усилий, и обнял меня за плечи, – но вовремя уяснил, что этой девушкой не покомандуешь.
– Вам приходится заглядывать и к цветным? – спросила Биверли Энн.
– Случается.
Она переглянулась с Деборой.
– Ты представляешь?!
Та с выражением ужаса на лице покачала головой. Во мне уже вскипала ненависть к ним.
