…Конечно, на ближайшем поезде Димка в Орел не уехал. Мы изучили расписание. «В час двадцать поеду», – решил Дмитрий. Я встал в очередь в кассу и попросил его пока сгонять за пивом. В расписании я присмотрел один поездок. Хороший такой, пассажирский. С отправлением в пять двенадцать утра. Почему-то я был уверен, что Димка в конечном итоге не обидится на меня за такое самоуправство.
…Потом было пиво в скверике у вокзала. Но шум поездов мешал, напоминал о том, что Димка скоро уедет. И я предложил поводить его по кривым московским переулкам: «Здесь Замоскворечье недалеко». Сначала Дмитрий постоянно поглядывал на часы. Потом мы выпили еще по пиву, и он стал смотреть на часы уже реже. В темной, засиженной кошками подворотне мы обнаружили вполне приличный барчик. Здесь подавали бочковую «Балтику» и очищенные спинки таранок. Бармен обсчитал нас рублей на двадцать и приветливо пригласил «сидеть хоть до утра». Мы устроились за угловым столиком на клетчатом диванчике. Над диваном висело бра – кроваво-красное, как в борделе. Тени от лампы искрились в гранях пивных кружек. Музыка играла еле слышно, и казалось, что вся Москва, включая задремавшего бармена, крепко уснула. В живых остались только мы вдвоем.
И очень даже в живых. Об этом свидетельствовали и холодное пиво, и таранки, и анекдоты, и хохот, и новости о друзьях-товарищах, и обсуждение шансов наших футболистов в отборочных играх чемпионата мира и наших хоккеистов на первенстве в Питере.
Потом мы разбудили бармена, взяли еще по пиву с двойной порцией рыбы и обсчетом уже рублей на сорок. И от низменных материй перешли к возвышенному. Димка рассказывал о своей новой роли: «Я Гамлета – прикинь! – играю, Гамлета, едреныть! Хоть и в Орле – а прынца Датского! – И проникновенно прочитал на весь кабак: – Позорно ли смиряться под ударами судьбы – иль надо оказать сопротивленье? И, ополчась на море смут, сразить их – противоборством?!» Я в ответ рассказал ему про роман. В два ночи Димон взглянул на часы. Помахал рукой: «Поезд Москва – Воркутю давно в путю! Блин, надо новый билет брать!».
Я триумфально вытащил из кармана билет: «Ты едешь в пять утра!» – «Выпьем за это?» – «Выпьем!»
Потом в бар забрела компания утомленных, ярко крашенных особ. «Валькирии явились!» – провозгласил Димка. Я подозревал, что явились вовсе не валькирии, а ночные бабочки, отработавшие смену. Но спорить с другом не стал. Мы купили дамам бутылку сухого «Абрау-Дюрсо».
– На сегодня прием окончен, – сообщила мне одна из девиц. Я ее успокоил, сказав, что в их услугах мы не нуждаемся. Мне показалось, что крошка расстроилась…
Потом мы выползли из кабака. В животах и головах что-то плескалось. Мы долго блуждали по кривым переулкам и приставали к редким прохожим с дурацким вопросом, где вокзал. Нам отвечали, что где-то рядом, но вот где именно – никто не знал. Пришлось ловить такси. Шофер услышал пункт назначения и подло ухмыльнулся: «Полтинник!» – «Шеф, тр-рогай!»
До вокзала мы доехали за две минуты. Еще осталось время выпить пива на перроне.
Состав подали в пять утра. Пассажиры, зевая, доставали билеты и ныряли в вагон.
Сонная проводница куталась в тулупчик.
– Что ли, оба едете? – Она с неодобрением покосилась на наши бутылки с пивом – «на посошок».
– Один, один держу свой путь! – трагически ответствовал Дмитрий.
– Ну так давай полезай в вагон. А то сейчас закрою.
Мы не стали с ней спорить. Обнялись на прощанье. Димка запрыгнул в вагон. Потом мы чокались через пыльное стекло бутылками с пивом.
На Москву надвигалось утро.
Рассвет принес с собой запах лета. Под бодрый пересвист воробьев я чувствовал себя сильным и всемогущим. Хотелось улыбнуться усталой торговке пирожками, похлопать по плечу усача-носильщика и приласкать румяную стрелочницу. Я не спеша шел по перрону и улыбался. В ответ улыбок, правда, не получал. Вокзальная публика косилась на мою довольную физию весьма неодобрительно.
Метро еще не открылось. Я произвел ревизию бумажника. Вздохнул – покутили мы хорошо. Принялся шарить по карманам и едва набрал рублей тридцать. Вчера до вокзала меня довезли за восемьдесят. А сейчас, тем более по утрянке, мне уж точно ничего не светило. Ждать, пока начнут пускать в метро, не хотелось. Я решил пройтись пешком. Дойду до Таганки – а там и шесть часов, можно ехать.
Я вышел на Садовое. Шагалось легко. Робкий рассвет плавно превращался в день. Он обещал быть опять не по-весеннему жарким. Мимо промчалась поливалка. Забрызгала мне кроссовки. Я хотел было разозлиться, показать ей кое-что вслед, но передумал. Слишком безоблачно на душе.
У поливалки зажглись тормозные огни. Машина остановилась. Из кабины выглянул толстячок в униформе:
– Эй, парень, я чего, облил тебя?
– Да ладно, подумаешь, фигня, – великодушно простил его я.
– А ехать куда?
– В Новогиреево.
– Денег нет?
Я честно признался:
– Есть. Тридцать рублей семьдесят копеек.
– В Новогиреево, говоришь… Ладно, запрыгивай. Шоссе Энтузиастов по дороге польем. Давай сюда свой тридцатник.
…Поливалка доставила меня почти до дому, до поворота на Металлозаводскую. Пока мы ехали, рассвет перешел в сочное весеннее утро. Я не спеша двигался к дому, а навстречу, в сторону метро, уже спешили хмурые и сонные москвичи. Видок у них был – будто вот-вот дадут в морду. Понять их можно. Более того: я их очень даже хорошо понимал. Еще бы: ты, невыспатый, чухаешь к станку, а тут тебе навстречу идет веселый хлыщ (то есть я), явно прокутивший ночь напролет, готовый забыться в сладком алкогольном сне.
Пока поливалка мчала меня к дому, в голове уже сложился преподробнейший план третьей главы. Может, и спать не ложиться? Сразу взяться за перо – за ноутбук, то бишь? Тем более – я чертыхнулся про себя – что я обещал соседу посмотреть его ручник. На десять утра, кажется, мы стрелку забивали? Рановато будет.
На входе во двор я чудом увернулся от пожарной машины, выезжавшей на полной скорости. Отпрыгнул, подвернул ногу, показал пожарным средний палец правой руки. В ответ машина нахально гуднула и умчалась. «Пожар, что ли, был?» Я ускорил шаг и принюхался. Но пахло только молодой травой и свежим бельем (безбалконные соседи сушили его прямо во дворе). Следов разрушений не наблюдалось. Я поднялся на свой третий этаж и обомлел. Из-за двери в мою квартиру неслась громовая музыка. «Гибралтар! Лабрадор!» – кричал Бутусов. И мерный стук барабанов. Боже правый, квартира ожила.
Что за черт! Гости? Но ключ я вроде никому не давал. Хозяйка заявилась? И слушает в шесть утра Бутусова?
Я отпер квартиру. Судя по всему, никого. Прошлепал прямо в кроссовках в гостиную. Пусто. Только музыкальный центр разрывается. Гоняет «Радио Максимум». Я выключил музыку. Странная у меня все-таки техника. Включаешь – не включается. Уходишь – орет.
В комнате было душно. Душно не по-апрельски. Странно – обычно в моей квартире прохладно даже в самую страшную жару. Или это со мной пиво злые шутки играет? Я решил открыть балкон, а заодно и посмотреть, как там моя «Феррари».
