Но капитан-паша покусился было самим действием и из сего сделал обман: он, поминовав немножко вперед моего корабля, поставил против оного из следуемых за ним 1 самый большой 80– и два 60-пушечные корабля, а сам с двумя следующими передовыми кораблями, прибавя все паруса, бросился с чрезвычайной скоростью, как лев, атаковать передовые мои фрегаты; заметил я оное, к отвращению ту же минуту на корабле поставил все паруса и чрез сигналы привел передовым фрегатом в желаемый мною порядок; произведение оного делал я с тем намерением, чтоб капитан-пашу не допустить обойтить или абордировать фрегатов и отрезать от него два передовые его корабля, чрез сию погоню отделился я еще больше от последующих за мною вперед и на ветер ближе к неприятелю (ибо бывший за мною фрегат тяжел в ходу); как скоро намерение мое пошло удачно и передовые капитан-паши корабли увидели, что остаются отрезанными, не дожидаясь никакого сигнала, самый передовой с великою торопливостью без бою поворотил оверштаг и ушел на ветер другого, который был перед капитан-пашою; с передовых фрегатов брошено удачно несколько брандскугелей и ядер, таким же образом поворотя, и он
[100] ушел на ветер.
Капитан-паша палил по них ядрами, но все бесполезно и остался передовым. Уповаю я, что он с превеликого азарту спустился еще ближе и стал бортом прямо против двух фрегатов, оставя мой корабль ближе еще фрегатов, косвенно за собою, ибо я был выше оных на ветре и к нему сделался очень близок и того только одного желал, чтоб не разбил он без помощи моей фрегатов, ибо имеет отличный и лучший изо всех корабль и большие пушки; дрался он с чрезвычайным жаром, но Всевышний нам сим положением и победою спомоществовал, и, уповаю, в корабле его, по-видимости, должно быть столько пушечных пробоин, что скоро сосчитать нельзя; прочее все означенное в моем рапорте.
Описанные мною здесь движения нашего флота и все объясненное есть не что иное, как только по условию исполнение мое повеления командующего флотом. Ибо, условясь о всех потребностях, его превосходительство словесно повелеть соизволил в потребных случаях командующим судов следовать движению передовой эскадры, которое так и произведено.
По замечанию же моему, капитан-паша к бою всегда учреждает флот свой словесными наставлениями, несколько раз оное было видно; из сего заключая, что нужно сначала их предузнавать намерение и всевозможно стараться оному воспрепятствовать искусству, а наруша, ежели возможно, их между собою условие, не могут уже соблюсти порядок и будут в расстройке и незнании, что кому делать должно, посему в рассуждении нерегулярного неприятеля нельзя соблюсти всех правил эволюции и иногда нужно делать несходное с оною, не удаляясь, однако, главных правил, если возможно.
Письмо М. И. Войновича Ф. Ф. Ушакову с обвинением последнего в неправильном освещении деятельности его авангарда в сражении у о. Фидониси
Милостивый государь мой, Федор Федорович!
[Скажете ли] мне, сколько вы оказуете неудовольствие, с какими дурными отзывами при всех господах моим поступкам поношение делаете.
Прилагаю вам здесь рапорт его светлости, мною отправленный в особливом донесении. Правда мною никогда не скрыта, и лишнее также никогда не осмелился доносить. Весьма соблюл долг службы и честность. А вам, позвольте сказать, что поступок ваш весьма дурен, и сожалею, что в этакую расстройку и к службе вредительное в команде наносите.
Сие мне несносно, и начальствовать над этакими решился, сделав точное описание к его светлости, просить увольнения. Много непозволительного вами делается как на письме, так и в деле, от сего службе наносится немалого вреда, честность моя меня заставляет прибегнуть с просьбою к отвращению всех дурных следствий, как и вас уведомить, дабы не подумали, что какими-нибудь витиеватыми дорогами я поступаю, ибо должно воспоследовать решению.
Пребывая, впрочем, с истинным почтением покорным слугою
Письмо Ф. Ф. Ушакова Г. А. Потемкину о недоброжелательном отношении к нему М. И. Войновича после сражения у о. Фидониси с просьбой о награждении отличившихся в этом сражении
В 3 день сего месяца флот наш под предводительством господина контр-адмирала и кавалера графа Марка Ивановича Войновича имел с неприятельским флотом генеральную баталию, при которой вверенный мне второй эскадры корабль «Святой Павел» и два передовые фрегата «Берислав» и «Стрела», по случаю жестокого неприятельского нападения на авангардию, оказали отменно храбрые и неустрашимые подвиги.
Обстоятельное ж и справедливое действие оных из приложенной при сем, с поданного от меня к его превосходительству Марку Ивановичу рапорта, точной копии, тож написанного в пополнение ко оной моего примечания ясно усмотреть соизволите чрез сии верные мои заслуги, равно и всегдашнюю добропорядочную службу надеялся я заслужить к сведению вашей светлости подтверждение доброго о себе мнения.
Его одного только усердно ищу и желаю. Но, милостивейший государь, гонимое меня здесь чрез его превосходительство Марка Ивановича несчастие никогда не оставляет и ни чрез какие всевозможные отменные мои старания милости и справедливого по заслуге моей его к себе расположения изыскать не могу.
О поведении ж моем, о обращениях, о содержании подкомандующих и о всех исполнениях долга службы, о сказуемой всегдашней ко всем учтивости, беспрерывном к начальству отменном моем почтении, шлюсь вообще на всех, кто только меня знают, ибо с самого моего малолетства привык к почтению и уважению командующих. Все начальствующие во флоте, с кем я служил, и по них прочие обстоятельно знают меня с хорошей стороны, и ото всех по заслуге моей был счастлив и имею хорошие аттестаты.
В одном изо всех, его превосходительстве Марке Ивановиче, не могу сыскать желаемого успеха, который с начала нашего знакомства, когда были еще полковниками и оба под командою других, восчувствовал некоторую отменную ко мне ненависть. Все дела, за которые я иногда был похвален, не знаю причины, отчего отменно его беспокоят, чего во всем виде и в деле укрыть не может.
После сего, по разным обстоятельствам, при случаях и многократно, объяснялся я ему в моей преданности и что с отменным старанием ищу и всегда искать буду милость и заслугу доброго о себе мнения его превосходительства. Чрез оные искательства мои блага, хотя он несколько переменялся, и объяснялись несколько раз, прошедшее оставить в забвении и впредь быть дружески. А я, прибавляя с моей стороны, – искателем милостей.
Но, милостивейший государь, ничто в рассуждении сего мне не пользует. Хотя его превосходительство по необходимости оказывает иногда некоторые уважении и благосклонность, но большею частью дела его и поступки против меня во множестве совсем несоответственны моему поведению и службе.
