– Самое главное, – экспансивно говорил продюсер, – что правоохранительным органам удалось в целости и сохранности вернуть автограф битла! Сейчас оригинал отправлен на экспертизу, однако вы можете посмотреть копию. – Он развернул перед собой бумагу. Щелчки фотоаппаратов стали особенно заливистыми. – А преступники арестованы и в ближайшее время, я думаю, предстанут перед судом.
Я вернулся в машину.
– Тебе не кажется, что тебя поимели? – спросила Римка.
«Во всех смыслах этого слова», – чуть не брякнул я, вспомнив, как меня употребила Мишель, но угрюмо поправился:
– Как и тебя.
– Вот уж не думала, что наше агентство станет заниматься раскруткой певиц.
– Н-да, мы обеспечили силовую поддержку пиар-акции.
– Слушай, Паша, а ты не считаешь, что все подстроено?
– На все сто.
– Никак не могу понять: зачем Мишель это надо? Если бы она просто рассказала людям историю про автограф – неужели было бы не так интересно?
– Не знаю. Наверное, с кражей больше шансов попасть на первые полосы. А Мишель на все готова, лишь бы ее заметили.
– Но тетку эту, Василису, жалко.
– Еще бы.
– Мне – жальче, чем тебе. Я с ней беседовала.
– Мне кажется, дело спустят на тормозах. В крайнем случае, оно развалится в суде. Ни у кого ведь нет интереса обязательно посадить Кирпиченко. Мишель со своим хахалем уже прокукарекали. Теперь для них хоть не рассветай. Менты разберутся, конечно. Следственный эксперимент, алиби и прочее. Не, реального срока Василисе, конечно, не дадут.
– Ага, а до суда она будет париться в СИЗО.
– Ну, может, ее выпустят под подписку, – вяло возразил я.
– Ты хоть представляешь, что такое следственный изолятор? Да еще летом? В жару?
– Бывать приходилось, – скривился я.
– Но эта женщина, Пашенька, будет страдать там в каком-то смысле из-за тебя.
– Что ты, Римма, предлагаешь?
– Предлагаю? Действительно раскрыть это дело.
– И посадить Мишель?
– А почему нет?
Я скривился.
– По-моему, в тебе говорит ревность.
– Размечтался! – налетела на меня рыжеволосая фурия. – Это ты постель мешаешь с работой!
– Какую постель? – вяло возразил я.
– А чего ты так о своей Мишке печешься?
– Не о ней, женщина, я забочусь, не о ней! Если ты не забыла – она наш клиент. Да кто к нам обращаться станет, если узнают, что мы своих клиентов сдаем?
– Послушай, Паша, ты ведь честный человек…
– Ну, положим.
И тут Римка произнесла целый монолог:
– Ты один из немногих честных людей, которых я знаю. И еще – ты любишь истину. Ты радуешься, когда докапываешься до нее. Ты идешь к ней, как танк, напролом. А вдобавок ты никогда не оставишь в беде женщину. Поэтому не надо, Паша, стараться казаться хуже, чем ты есть на самом деле.
– Какая тирада. Да я прям ангел.
– Не ангел. Просто нормальный мужик. Каких сейчас, увы, мало.
Все время, пока мы с моей медноволосой помощницей препирались в хорошо охлажденной машине, я краем глаза наблюдал за тем, что творится у подъезда. Мишель с Желдиным дали свою пресс-конференцию, сели в тот самый белый «Гелендваген» и отбыли восвояси. Довольно быстро смылись и корреспонденты. Тихий московский двор снова превратился в тихий московский двор.
– Ты права, – вздохнул я. – Я, конечно, не такой идеальный, как ты рисуешь, но мне действительно в этом деле кое-что непонятно. Поэтому продолжаем работать. Формально нас никто расследование прекращать не просил.
Опер Лямин был благодарен мне за то, что сумел поставить «палку» за раскрытое дело. Или просто любил поесть и выпить на халяву. Как бы то ни было, он охотно согласился встретиться со мной после работы в ресторане «Советское шампанское», расположенном в одном из многочисленных подвалов в районе Мясницкой. После московской жары в подвальчике царила приятная прохлада. Ресторан среди сотен прочих эксплуатировал ностальгическую тему. По стенам были развешаны плакаты по технике безопасности советских времен. Официантки рассекали в школьной форме и с пионерскими галстуками. Меню оказалось под стать. Мы заказали свекольник, ледяного пива, селедки под шубой и даже сальца. Ни водки, ни горячего в жару не хотелось. Когда мы отчасти насытили свои утробы, я спросил, что Лямин думает про наше дельце. Тот скривился.
– Тухлое оно какое-то. Я тоже не верю, что баба, уборщица, квартиру грабанула. Да и она все отрицает – и, похоже, не врет.
– А как тебе шумиха вокруг?
– Во она где. По десять раз на дню корреспонденты звонят. Задолбали.
– Тебе не кажется, что Василису просто подставили?
– Кто?
– Та же гражданка Мишель Монина.
– Твоя заказчица? Вот ты как с ней.
– Она моя не только заказчица, но и, между нами, любовница. Но сука редкостная.
– Бывает, – понимающе покивал Лямин. – И чаще, чем хотелось бы. – Потом он вернулся к теме дня: – Но тогда получается, Мишель и ее любовник сами себя грабили, что ли?
– Конечно.
– А не сходится. Я ведь алиби обоих на вечер ограбления проверял. Оно железное: гости, дача – шестнадцать свидетелей. Плюс детализация мобильных, с восемнадцати вечера до двух ночи оба находились в Рузском районе Московской области.
– Глубоко ты копаешь, опер.
– А то! – самодовольно воскликнул Лямин. Легкая лесть никогда не помешает в отношениях с друзьями.
– Может, они кого-то наняли?
– Очень громоздко получается, – поморщился мой новый приятель. – А потом: кража совсем не похожа на инсценировку. Злодеи в квартире Мониной шуровали дай-дай. Все разнесли. Явно не имели наводки, где что лежит, что брать, что нет. Искали.
– Тогда что у нас получается? – спросил я. – Кража – реальная. Раз. И ее совершила НЕ Василиса. Два.
– И я не хочу, чтобы дело развалилось в суде. Три, – добавил Лямин.
– А грабили НЕ Мишель со своим продюсером?
– Ага. Четыре.
– А потом кто-то подставил Василису?
– Пять.
– Тогда кто, черт возьми, грабил?
– Ищи, Павел. Тебе же за это деньги платят.
– Тебе тоже.
– Но не такие, как тебе.
– Ну, раз на раз не приходится.
– Да, случается, конечно, и на нашей улице праздник, – глубокомысленно заметил Лямин. – Но, похоже, не сегодня и не завтра. – И резюмировал: – Короче, фактов у меня маловато, но оперативное чутье подсказывает. Василиса – совсем ни при чем: ее подставили, и она типичная терпила. Мишель с Желдиным мутные и в чем-то замешаны, но не в краже. А брал квартиру в Гусятниковом кто-то совсем третий.
