Когда им стало известно, что в советском генконсульстве появился грузин, они потянулись ко мне с просьбами рассказать о современной Грузии, снабдить книгами, журналами, фотоальбомами (тогда интернета не существовало), а через некоторое время несколько семей обратилось с ходатайством о приеме в советское гражданство.
Я подходил к этому делу очень серьезно. Во-первых, надо было понять, не шпионов ли я засылаю к нам в тыл? Во-вторых, нужны ли вообще эти люди нашей стране? В-третьих, нужна ли на самом деле наша страна этим людям, или это эмоциональный поступок с их стороны? Для решения вопросов предстояло много встречаться и говорить. А как это сделать, когда любой визит в консульство мог завершиться для них в местной тюрьме или, как минимум, жесткой беседой в контрразведке? Тем не менее работа велась.
Общаясь с иранскими грузинами, я видел перед собой искренних, честных людей и понимал, что ими, безусловно, движет любовь к исторической родине. Однако они, даже отдаленно, не представляли себе советских реалий.
Я не имел права сказать им: «Не езжайте в Советский Союз, это — другая планета!», но предоставлял максимум информации для принятия взвешенного решения. В итоге около 30 семей выехало в СССР.
В последующие годы я не раз вспоминал исфаганских грузин: куда я отправил этих людей, на какие беды обрек?! Мне было неведомо, как сложились их судьбы после распада нашей большой страны, жестокой гражданской войны в Грузии и многолетней разрухи. Беда накрыла здесь всех, поэтому, скорее всего, клянут и меня, и свою опрометчивость. Впрочем, вряд ли мне доведется когда-нибудь точно об этом узнать.
Но говорят же: «Пути Господни неисповедимы!» — у этой истории оказалось неожиданное продолжение.
Спустя много лет меня самого судьба вернула в Грузию. Дипломатическое поприще осталось далеко позади, я занимался новым творческим делом: писал сказки и летал на воздушных шарах. Моя красавица жена, поддерживавшая меня во всех начинаниях, создавала уют в нашем тбилисском доме. «Давай купим растения!» — сказала как-то она. Я согласился и набрал телефон близкой подруги, которая занималась озеленением города.
Ната, ты же знаешь нашу квартиру?! Хотим купить симпатичную зелень, что посоветуешь и где это можно достать?
Тебе нужен «фикус Бенджамена», — ответила Ната, — красивый и не требует яркого света. Запиши телефон. Продавец, кстати, — твой тезка. Живет на окраине города, там же у него парники. Но только никому не давай его номер, не хочу лишней конкуренции, у него лучший товар и самые низкие цены.
Я не стал тянуть с этим делом и в тот же день позвонил садовнику.
Добрый день, господин Реваз! Меня зовут Реваз Утургаури, хочу приобрести «фикус Бенджамена», ваш телефон мне дала...
Здравствуйте! — неожиданно радостно воскликнул садовник.—Как хорошо, что вы позвонили! Я много раз видел вас в небе над городом и по телевидению, пытался найти, но не знал, как связаться! Очень хочу с вами встретиться!
И не то было удивительно, что совершенно незнакомый человек обрадовался моему звонку, а то, что он говорил по- персидски.
Мое настоящее имя Эзатолла, — раздалось в трубке, — я из тех исфаганских грузин, которых двадцать лет назад вы отправили в Грузию! Помните нас? Мы все вас помним, приезжайте, пожалуйста, буду искренне рад.
Конечно же, мы скоро встретились. И я услышал невеселый рассказ о перевернутых судьбах. Но жалоб не было, хотя в прошедшие годы Эзатолла и его жена, тоже иранская грузинка, потеряли двух сыновей, дом, землю и стали практически бедняками.
Жизнь в Советском Союзе была очень тяжелой, — признался Эзатолла. — У нас оказался совершенно разный менталитет. И дело не в вере или условиях быта. Вы помните Исфаган: песок и камни?! А какой замечательный урожай грузины собирали на этой земле?! А здесь?! Чернозем выглядел как пустыня — люди совсем не хотели трудиться! В первые годы особенно мы были для многих как бельмо на глазу. Сколько раз тогда вспоминали ваши слова: не спешите, еще раз подумайте! А после провозглашения Грузией независимости сразу же началась война! Она полностью все смешала: убийства, разбои, грабежи на захваченных врагом территориях, полмиллиона беженцев. А затем еще десять лет всеобщего разорения под властью собственных воров- политиканов. Только недавно жизнь изменилась, дай Бог, чтоб так было дальше.
Почему же Эзатолла не уехал обратно в Иран? Он сам не сказал, а я не решился спросить.
Они с женой принимали нас в маленьком домике, расположенном на территории небольшого питомника. Помещение из трех комнат отапливалось железной «буржуйкой». Мы пили чай с ароматным айвовым вареньем. Эзатолла говорил о горьких, порой даже страшных вещах, но удивительно: в его словах не звучало ни злобы, ни даже обиды. Немолодой уже человек рассказывал про свою жизнь, ровесница жена подкладывала ему варенье и называла ласково — Резико. А я в этот момент вспоминал, как четверть века назад в Исфагане он — школьный учитель персидского языка и литературы — настойчиво убеждал меня принять его ходатайство и позволить вернуться на родину предков.
Ну а «фикус Бенджамена», завезенный, кстати, в Грузию из Ирана, мы получили в подарок.
Исфаган расположен на пути из Тегерана в Персеполис — столицу великой империи Ахеменидов, бывшую одним из центров древней культуры Востока. Поэтому через наш город часто проезжали путешествующие по стране иностранные дипломаты (никаких туристов в Иране тогда и в помине не было). Путь из столицы до популярных развалин — 900 км. Многие останавливались в генконсульстве на день-другой, осматривали местные достопримечательности и двигались дальше. В мои приятные обязанности входили прогулка с гостями по историческим местам и прием дома младшего дипсостава. Коллеги чувствовали себя очень свободно, живо интересовались историей города, которую, конечно же, и сами знали, но без таких подробностей, как я, много фотографировали, покупали недешевые сувениры и непременно приглашали в гости в Тегеран. От этих встреч сохранились светлые воспоминания и несколько замечательных друзей — болгар и чехов, с которыми отношения не прекращаются до сих пор.
В отличие от иностранцев, советским гражданам, даже дипломатам, праздные поездки по стране были запрещены. Поэтому если кто-нибудь из наших и посещал Исфаган, то только в составе делегаций различного уровня. В основном они состояли из солидных мужчин, отвечавших за вопросы развития двусторонних экономических отношений. Даже в жару эти люди не снимали белых рубашек и галстуков, а местную старину осматривали без восторженных эмоций, давая понять, что им это не в диковинку. Сувениров не покупали, экономя командировочные. Иногда среди них встречались продвинутые востоковеды. Помню, однажды в Шахской мечети, входившей в обязательную программу маршрута, какой-то иранец, сидя на коврике, заунывно что- то читал нараспев.
Молится по-арабски! — объяснил подчиненным глава сопровождаемой мною делегации, демонстрируя свое интеллектуальное лидерство.
Я прислушался: «Нет, не молится».
Ну да! Коран вслух читает, — просвещенно поправился он.
