Осенью 1987 г. мне наконец-то прислали замену. Им оказался выпускник ИСАА МГУ Юра Наумов, очень толковый, образованный парень, но совсем еще молодой и неопытный. Наш новый посол в Иране Владимир Гудев попросил меня задержаться с отъездом, чтобы ввести Юру в курс дела. Этим я и занимался с утра до вечера, понимая, что дата моего долгожданного возвращения домой напрямую зависит от способности молодого коллеги как можно быстрее разобраться с делами. Надо отдать Юре должное, он схватывал все с полуслова, хотя некоторые вещи на первых порах его искренне удивляли.
Смотри! — говорил я, открывая массивный сейф в своем кабинете. — Видишь в маленьком отделении материалы на папиросной бумаге? В случае форсмажора их следует уничтожить в первую очередь. Потом досье из этого отделения, потом из того, а уже потом вали все на пол и жги кучу разом — тут уже несерьезная мелочь.
Я торопился преподать ему нашу науку, поэтому через пару недель уже подходил к концу.
И последнее! Ответь на вопрос: как ты поступишь, если над Исфаганом собьют иракский бомбардировщик, а пилот катапультируется и на парашюте приземлится на территорию генерального консульства?!
А что, такое бывало? — насторожился Юра.
Пока что нет, но ты обязан быть готовым ко всему.
Знаешь, — обиделся он, решив, что я издеваюсь, — иди ты...
В Исфагане в это время стояла прекрасная осень, в ярко-голубом небе светило нежаркое солнце, в саду пели птицы и вообще... У Юры было отличное настроение: первая командировка — начало карьеры! Он не подозревал, как обманчиво здешнее всё...
Через неделю, когда мы уже третий день не вылезали из бомбоубежища, иранцы сбили над городом вражеский самолет. Сначала пилот выделывал в небе кульбиты, пытаясь загасить пламя, но вскоре МИГ ярко вспыхнул и, оставляя за собой черную полосу дыма, вертикально пошел к земле. От самолета отделилась точка, и в небе над нашими головами раскрылся купол иракского парашюта. «Только не сюда!» — машинально вырвалось у Юрки.
Впрочем, уроки высокого консульского мастерства оказались у него еще впереди. Через пару недель на генконсульство было совершено вооруженное нападение афганских контрреволюционеров в количестве около пятисот человек. Нам удалось отбиться, а Юре посчастливилось приобрести навыки по уничтожению с помощью керосина и спичек секретной документации. А после на Исфаган стали падать здоровенные иракские ракеты класса «земля-земля» советского производства, и местные жители обсуждали вопрос, не разорвать ли всех «шурави» к чертовой матери?!
В результате совокупности обстоятельств, когда через пять месяцев, в марте 1988 г., я покидал Исфаган, душа моя была совершенно спокойна, поскольку управлять делами здесь оставался закаленный в боях Юрка Наумов, уже матерый консульский волк.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ ОБ ИРАНЦАХ
Я думаю, пришло время сказать несколько слов об иранцах. Какие они?
На эту тему написано достаточное количество толковых книг. Постараюсь никого из известных мне авторов не повторять и расскажу о своих личных наблюдениях и впечатлениях.
В древние времена центром мировой культуры на Евроазиатском континенте был Восток, где одну из доминирующих позиций занимал Иран. К нему устремлялись взоры соседей, ему подражали, завидовали, его боялись, с ним торговали и воевали и многому, многому у него учились. Так продолжалось тысячелетия. Это, безусловно, наложило отпечаток на современных иранцев: они амбициозны, традиционно хорошо воспитаны, умны и хитры.
С точки зрения государственного устройства Иран до последнего столетия являлся классическим примером восточной деспотии (да и сейчас недалеко от нее ушел), а это значит — в любой момент можно было остаться без головы. Такое немаловажное обстоятельство тоже отразилось на людях. До сих пор, желая удачи, они говорят: «Саее то кутах нашавад» — «Чтобы твоя тень не стала короче».
Вероятно, отчасти в силу тех же причин иранцы чрезвычайно учтивы. Этикету и комплиментам у них может поучиться любой дипломат. Разговор они ведут не спеша, с тактом и красноречием. В беседе и даже споре никогда не вспылят. Это у нас способом убеждения является повышенная интонация, у них — исключительно аргументы и логика. В разговоре с иранцем вы непременно попадаете под его обаяние, но будьте уверены — в результате вас непременно попытаются обмануть.
Иранцы щедры на обещания, но редко их выполняют, если это не связано с личной выгодой. Иранцу ничего не стоит поклясться, хотя при этом он врет. Клятвы у них оригинальные. Они никогда не клянутся собой, они клянутся вами. «Бе джане то!» — говорит иранец, что означает: «Клянусь твоей душой!». В лучшем случае он скажет «Бе джане баче!», т.е. «Клянусь детьми!», но пропустит обязательное по правилам персидской грамматики местоименное окончание. Таким образом, невозможно установить, чьи это дети.
Знаки почитания в Иране соблюдаются до тонкости: старшего и гостя всегда посадят на главное место. При их входе и выходе все встают. Угощение подают, начиная с них. Пока не справятся о состоянии здоровья, по существу говорить не начнут. Высшие с низшими общаются снисходительно, нередко надменно. Низшие по отношению к высшим держатся подобострастно.
Иранцы ни за что не позволят усомниться в своей воспитанности. Вы никогда не встретите от них прямого и тем более грубого отказа. Мне вспоминается случай с собранием сочинений Владимира Ильича Ленина на языке дари
[38], которое числилось в подарочном фонде генконсульства. Оно пылилось на складе много лет и не имело никакого будущего, поскольку при слове «коммунизм» у местных вождей рука тянулась к пистолету.
Так вот, когда в 1985 г. в результате пожара (поджога) сгорела библиотека Исфаганского университета, я отвез сочинения Ильича в политический отдел генерал- губернаторства с просьбой передать книжки в дар Университету... и их приняли!!! Потом, скорее всего, выкинули. Но это потом, а развернуть меня на пороге и выгнать вместе с этой крамолой не позволило воспитание.
Впрочем, может, и не выкинули, может, и ознакомились: через много лет Костя Шувалов, будучи уже послом в Иране, рассказывал мне, что во время встречи с Рафсанджани в его кабинете он заметил на книжных полках произведения всех «классиков» революций — от Робеспьера до Мао. А Рафсанджани для пустой красоты книжки на полки не ставил.
Иранцы своеобразно деликатны даже в нецензурной брани. Самое распространенное — «педар сухте» — «отец, сгоревший в огне», подразумевает, что отец оскорбляемого человека по причине гибели в огне не попал в рай (?!). По грубости оно соответствует русскому «... твою мать» и употребляется в качестве как личного оскорбления, так и простого восклицания в разговоре.
Ругаются практически все, в том числе и интеллигенция, но до драк дело, как правило, не доходит.
Иранцы не отличаются особой храбростью, хотя трусами их тоже не назовешь. В беседе с иностранцем они любят вспоминать победоносных предков, ходивших в походы при шахах Аббасе I и Надире. При этом их не заботит, что среди тех героев собственно персов-то было раз-два и обчелся.
