Характерно, что в Москве по всем этим пунктам послов оправдали, но осудили за то, что когда за столом у Аббаса пили здоровье царя
[13], Тюфякин не допил своей чаши. «За такую вину послов следовало бы казнить смертью, — было сказано в приговоре, — но государь, по просьбе отца своего, патриарха Филарета Никитича, велел только посадить их в тюрьму, отобравши поместья и вотчины».
Подводя итог 40-летнему этапу межгосударственных отношений, можно с уверенностью сказать, что дружбы не получилось. «В результате контактов этносистем, — говорил в этих случаях Лев Гумилев, — положительной комплиментарности не возникло». И винить в том персов, на мой взгляд, нельзя, это было бы просто нечестно. На протяжении всей истории нашего с ними знакомства мы вели себя, мягко говоря, не по-соседски: смотрели исключительно сверху вниз и пытались что-нибудь да отнять. А они не давали, сопротивлялись. А мы все равно отнимали, если могли. И утверждали, что полностью правы! Какая ж тут дружба?!
XVIII век принес свежий импульс. Мы вплотную подошли к персидским пределам, и Петр I начал готовить военный поход. Сперва направил туда шпионов
[14], а по окончании Северной войны — экспедиционный корпус. Он не встретил сопротивления, поскольку страна была захвачена афганцами, тогдашний шах находился в плену, правительства не существовало. Мы захватили Баку, Гилян, Мазендеран, Астрабад, готовы были двигаться дальше. Но здесь нам здорово не повезло: Петр неожиданно умер, а преемники, увлеченные дворцовыми переворотами, вскоре все потеряли.
Но в начале XIX века мы серьезно взялись за дело. В результате двух многолетних войн отняли у персов Грузию, Армению, Северный Азербайджан и 10 февраля 1828 г. закрепили победу на плотной бумаге в местечке по имени Туркманчай. Провели границу по реке Аракс, запретили поверженной стороне иметь военные корабли на Каспии. Разрешили сами себе открывать на чужой территории консульства где пожелаем, наделили их статусом экстерриториальности. Русским купцам в Персии дали беспошлинно торговать, а персидским в России не дали. Присвоили право утверждать персидского шаха на собственном троне и в завершение наложили на персов, которые войну не начинали, контрибуцию в 20 миллионов рублей.
Шах
[15] выворачивал карманы, но, что будешь делать, платил. В те годы Грибоедов писал министру иностранных дел Нессельроде, что для выплаты контрибуций в переплавку пошел весь государственный золотой запас и даже украшения из шахского гарема. Из Санкт-Петербурга вернулся ответ: выжать все до последней копейки!
И выжимали. При этом основой нашего поведения были презрение к азиатской стране, ее необычным порядкам и стремление все решать исключительно силой. Этим страдали и военные, и дипломаты, даже те, кого принято считать выдающимися. Яркий пример — история гибели Грибоедова.
30 января 1829 г. толпа горожан ворвалась в русскую миссию в Тегеране и растерзала всех, включая вазир-мухтара. Учебники уверждают: происки англичан. На самом деле причина не в этом и даже не в грабеже, устроенном русским царем, а в личном Александра Сергеевича поведении. Если, находясь в исламской стране, ты прячешь в доме двух жен из чужого гарема и евнуха, знающего его сокровенные тайны, то и сегодня можно нарваться на неприятности. А если это происходит в начале позапрошлого века, непременно порвут, можно не сомневаться.
Напомню, что посланник прекрасно знал обычаи и нравы страны, в которой представлял интересы России. Он считался лучшим знатоком Персии, поэтому и был назначен на этот высокий пост. Известно также, что его предупредили о нападении. Причем источник был более чем компетентный. Главный евнух шахского гарема, принявший ислам армянин, передал эту весть через своего земляка, высокопоставленного персидского чиновника. Грибоедов к сообщению отнесся с насмешкой, самоуверенно заявив, что «никто не посмеет поднять руку против российской Императорской миссии».
Следует отдать ему должное: когда его убивали, он мужественно отбивался из двух ружей и положил 18 человек. Но хочу, чтобы вы знали: перезаряжал и подавал ему ружья тот самый персидский чиновник, словам которого он не поверил. Убили их одновременно.
С точки зрения христианина, поступок вазир-мухтара, укрывшего в миссии двух армянских беглянок и евнуха- грузина, безусловно, отважный и благородный, но для мусульманина, мужа и хозяина этих особ, — смертельное оскорбление. Понять это, к сожалению, мы до сих пор никак не хотим.
Вторая половина XIX в. была посвящена расширению завоеваний. К этому времени мы сломили гордого Шамиля. Тылы на Кавказе были прикрыты, и Россия мощно двинулась в Персию, поделив ее пополам с англичанами.
В ту пору от славы Аббаса здесь не осталось даже следа. Страной правил Наср эд-Дин шах
[16], утвержденный в должности русским монархом. У шаха была лысая голова, большие усы и золотые погоны с шестью крупными изумрудами. На мундире красовались сорок огромных алмазов, заменявших медали и ордена.
История его восхождения на престол весьма любопытна. Когда в 1846 г. умер шах Мохаммад
[17], наследник находился в Тебризе. Наши из Тегерана послали гонца к консулу Аничкову, чтобы тот в срочном порядке доставил принца в столицу. Мы опасались интриг со стороны дяди наследника. Аничков разбудил Наср эд-Дина ночью, и вдвоем они двинулись в путь. В Казвине им перекрыли дорогу сторонники дяди. Принц дал денег, и те расступились. В Императорской миссии в Тегеране все годы правления шаха хранилась долговая расписка, Наср эд-Дин занял деньги у Аничкова, своих у него тогда не было. До конца жизни шах называл себя другом российской короны, но, что характерно, долг не вернул. А наши, хотя расписку хранили, о мелочи этой не поминали, ведь на кону находился гигантский куш - богатая ресурсами восточная страна.
Колонизаторы плотно работали с шахом: крупными займами в сочетании с военной угрозой добивались намеченной цели. Дело было несложным, Персия пребывала в состоянии полного краха, и выбраться из него шансов не было никаких. Новая история Ирана, пожалуй, не помнит такой коррупции власти при полном отсутствии патриотизма, как в те времена.
