В бюджете «правительства» Маньчжоу-Го непрерывно росли специальные ассигнования и соответственно расходы на «оборонное» строительство. Так, общая сумма расходной части бюджета в 1937 г. составляла 939 371 тыс. иен, в 1938 г. – 1 393 127 тыс., в 1939 г. – 1 691 639 тыс., в 1940 г. – 2 501 630 тыс. и в 1940 г. – 2 407 395 тыс. иен
[197].
Около 70% всех расходов открыто шло на создание военно-экономической базы действующей японской армии.
Итогом 14-летнего японского хозяйничанья в Маньчжурии было принципиальное изменение социально-экономической структуры этой части Китая. Из отсталой аграрной окраины она превратилась в индустриально-аграрный район с развитой инфраструктурой и преобладанием тяжелой промышленности.
16.Отряд № 731
На основании секретного приказа, поступившего из Токио, в 1936 году в Харбине был создан и размещен секретный Отряд № 731. Однако позднее он был выведен за пределы многолюдного Харбина, где было довольно много ненужных «глаз», в лице шпионов и разведчиков различных стран, представителей дипломатических миссий и консульств. В 20 километрах от Харбина вблизи станции Пинфань к 1939 году был отстроен целый военный городок, получивший название Лагерь Хогоин («Приют») (носивший, казалось бы, безобидное официальное название «Управление водоснабжения и профилактики Квантунской армии»), в котором и был размещен секретный Отряд № 731. Там имелись многочисленные научно-исследовательские лаборатории и различные службы, где шла подготовка к практическому применению бактериологического оружия. Отряд был оснащен специальным оборудованием для культивирования чумных и тифозных бактерий, бактерий сибирской язвы, брюшного тифа, паратифа, дизентерии и холеры. Проверка эффективности изготовляемых образцов бактериологического оружия и изыскание способов лечения эпидемических заболеваний в этом «Приюте» велась путем производства опытов над живыми людьми.
Вокруг этого лагеря «Приют» была создана запретная зона. Отряд имел свою собственную авиационную часть, а на станции Аньда – испытательный полигон, на котором проводились испытания действия различных бактерий на живых людях в полевых условиях. К примеру, заключенных привязывали к столбам в пяти метрах один от другого, в метрах в пятидесяти от них с помощью электрического тока взрывалась осколочная бомба. Заключенные были ранены осколками этой бомбы и одновременно заражены бактериями сибирской язвы. Опыт заражения бактериями чумы производился посредством взрыва баллона, помещенного в десяти метрах от привязанных к столбам подопытных людей. Там же производили опыты по заражению газовой гангреной, после чего заключенные умирали в недельный срок в тяжелых мучениях.
В лагере, кроме комнат для лабораторий, имелась тюрьма, рассчитанная на 200-300 человек (иногда число заключенных китайцев, русских и других иностранцев, женщин и мужчин, достигало 400 человек и выше), где содержались заключенные, или, как их условно называли, «бревна», над которыми производились различные опыты. Камеры находились во внутреннем корпусе, окна которого были заколочены, а двери выходили в коридор. Все узники были закованы в ножные кандалы. Из заключенных русских большинство составляли перебежчики из Советского Союза и советские граждане, задержанные японскими пограничниками и полицейскими отрядами на территории Маньчжурии.
Другой засекреченный отряд, известный под номером 100, был создан в районе местечка Могатон, в 10 километрах южнее города Чанчунь. Он также располагал специальным оборудованием и различными службами.
Доставка в эти отряды людей, предназначенных для бактериологических опытов, называлась «особой отправкой» (Токуи-Ацукаи).
В лагерь Пинфань отправлялись лица следующих категорий: обвиняемые в шпионаже в пользу иностранных государств или причастных к иностранным разведкам, главным образом граждане СССР либо перебежчики из Советского Союза; хунхузы, под широкое определение которых подпадали вообще все китайские граждане, не признававшие японскую власть; иностранцы, обвиненные в антияпонских настроениях; преступники-рецидивисты; «идеологические преступники», то есть лица, связанные с националистическим движением в Китае, и все те, кто подозревались в ведении «коммунистической подрывной работы». Под последнюю категорию, понятное дело, легко мог подпасть любой человек в той или иной мере недовольный политикой японцев.
Любопытно, что после побега летом 1938 г. во время хасанских событий из СССР в Маньчжурию главы дальневосточного отдела госбезопасности Люшкова
[198], туда же бежала большая группа советских сотрудников дальневосточных отделов госбезопасности (по японским, несомненно, преувеличенным сведениям свыше 300 человек
[199]), которые спасались от сталинских чисток и репрессий партийного аппарата. Они были приняты японскими властями, тщательно проинтервьюированы, пропущены через японскую разведку, выудившую у них все, что ей было нужно, и затем отправлены в лагерь Пиньфань, где и были ликвидированы.
Отправкой заключенных в лагерь Пинфань ведала харбинская военная миссия. Сопровождали заключенных обычно японские жандармы.
Обычно живыми из лагеря никто не выходил. Так как исследования велись главным образом с целью изучения способа увеличения токсичности смертоносных бактерий различных инфекционных заболеваний и применения их на живых людях, заключенных подвергали заражению, изучали процесс болезни, лечили, пробуя различные методы. Подопытных нормально кормили и если они выздоравливали – это их не спасало от повторных опытов, подвергали другим видам заражения до тех пор, пока он не умирал от заражения.
Над заключенными производились также опыты по обмораживанию при низких температурах либо на дворе отряда, либо в специально устроенных помещениях. Подопытных выводили в теплой одежде, закованных в ножные кандалы, оголяли им руки и ноги, опускали в воду, после чего выставляли на ветер или под вентилятор для ускорения обмораживания. Время от времени производивший опыт ударял по обмороженным рукам и ногам палочкой, чтобы по звуку убедиться в степени обмораживания. Затем подопытных вели в комнату и заставляли опускать конечности в теплую воду, температура которой постепенно повышалась. Неслучайно поэтому среди заключенных в лагере Хогоин было немало людей с ампутированными конечностями, с обнаженными костями рук и ног, с гангренозными конечностями. Трупы умерших сжигались в собственном крематории отряда. Тех, кто был уже ни на что не годен, обессилев от опытов, травили ядом или расстреливали.
