– Понятия не имею. Черт возьми, последствия… Господи боже, что ещё мы прошляпили?
Вермекия сделал красноречивый жест, словно желая объять весь мир.
– Судя по тому, что я вижу, – гребаную правду.
Колонна из пяти автомобилей свернула на Паркхёрст-роуд. Тюрьма Холловей показалась справа – плотный комплекс бетонных зданий утилитарного вида, с большими решетчатыми металлическими воротами, которые уже открывались, чтобы впустить машины на парковку. Новейшую версию тюрьмы воздвигли в 2099 году, собрали на месте из составных частей при помощи кранов и автоматов, с минимальным участием или управлением со стороны людей. Комнаты и коридоры были заранее оборудованы системами, проводкой и трубами на кибернетической фабрике, которая занималась их массовым производством по правительственным стандартам; помещения были покрашены и покрыты плиткой согласно требованиям. Чтобы завершить сборку и получить законченное здание, требовалось лишь соединить провода и состыковать трубы. Так было в теории, которая не очень-то объясняла, почему строительство превысило бюджет на восемьсот миллионов евро и новое открытие тюрьмы для приема заключённых состоялось в 2106-м, на семь лет позже положенного срока.
С того момента как Европейское транскосмическое бюро (ЕТБ) открыло портал на Минису в 2050 году (поначалу его подкрепляли пакеты субсидий для переселенцев, а потом – политика «иммиграции возможностей», в рамках которой из Гранд-Европы в новые земли вывозили хронических безработных вместе с мелкими правонарушителями), стоял вопрос о том, нужны ли тюрьмы в родном мире человечества. Просто сажать преступников под замок давно вышло из моды, и социально благоприятный тренд усиливался возможностью без церемоний выкинуть их за несколько световых лет от места преступления – туда, где они физически не могли нарушить закон повторно, большей частью потому, что оказывались посреди дикой местности с гектаром земли, палаткой, мешком посевного зёрна, коробкой с инструментами и исчезающим облаком пыли, которое оставил после себя автобус Службы переселения, укативший прочь, чтобы выкинуть следующее нежелательное лицо на участке истощённой земли через километр по равнинам.
И всё-таки некоторые люди, невзирая на усилия психиатров, лекарства, социальных работников, специализированные образовательные программы и старых добрых жестоких охранников, попросту не годились для того, чтобы выпустить их на свободу, – и не важно, сколько световых лет отделяло бы их от испуганных налогоплательщиков. Для по-настоящему опасных – психопатов, серийных убийц и педофилов, упрямых фанатиков и попросту злых людей – тюрьмы оставались единственным решением. Во всех подобных случаях заключение было пожизненным. И в 2143 году «пожизненное» на самом деле означало «пока не умрешь».
Тюрьма Холловей предназначалась для женщин-заключённых и была единственной в том регионе Гранд-Европы, который представляло собой Соединенное Королевство. Её непритязательный внешний вид и смартпылевые метки свидетельствовали, что покинуть эти стены заключённые смогут лишь в виде кучки пепла. Чтобы усилить это впечатление, к госпитальному отделению пристроили собственный крематорий.
Жизнь внутри протекала по распорядку. Для любой деятельности устанавливался временной промежуток, и для всего существовали строгие правила. Это помогало тюремщикам организовывать жизнь настолько гладко, насколько это возможно, когда содержишь в заключении людей, которые наслаждались чужой болью и страданиями, во многих случаях вредя и самим себе.
Правила знали все. Назубок. И соблюдали их с одержимостью. Они зависели от правил так сильно, что это граничило с психическим расстройством. Правила были напряжением, пронизывавшим всю структуру и позволявшим ей функционировать каждый день. Даже незначительное отклонение проявляло себя в виде подсознательной дрожи, что прокатывалась по пастельно-зелёным коридорам, камерам с плакатами и мастерским, где царил девятнадцатый век.
В два часа начальница тюрьмы вошла в свой кабинет, предоставлявший жалкое подобие уединения, чтобы принять весьма необычный звонок. Когда она вызвала к себе троих старших заместителей, чтобы проинструктировать их, за пределами управленческого блока это произвело такой же эффект, как в стае волков, когда они поднимают носы к полной луне, чуя кровь раненой жертвы.
Что-то произошло. Что-то новое. Что-то необычное. Ощущение с воем пронеслось через соединенные друг с другом блоки, вызвав острые пики и падения в потоке напряжения. Агрессия – вечный близнец неуверенности на охраняемых объектах – начала проявлять себя. Случились стычки, споры, попытки применить насилие к персоналу. Игра в гандбол во дворе была остановлена после второго сломанного носа.
В три часа начальница приказала вернуть всех в камеры, чтобы охладились. Правила были нарушены грубейшим образом. Каждое крыло дрожало от нестройного хора, который пел непристойные песни и выкрикивал смертельные угрозы. Сама начальница во главе пяти надзирателей прошла через блок «J» под дождём из множества разнообразных предметов, которые швыряли через зарешеченные оконца на каждой двери. На непристойности она уже и внимания не обращала. Это был почти ритуал. Всем хотелось лишь одного: узнать, что за хрень происходит. Когда начальница удалялась из поля зрения, заключённые прижимались к зарешеченным оконцам и с нетерпением пытались высмотреть, что делается снаружи.
Начальница остановилась перед камерой номер 13 и положила руку на пластину, которая открывала дверь по отпечатку ладони. Два надзирателя с готовностью вытащили тазерные дубинки. Им не следовало волноваться; обитательница камеры вела себя спокойно и тихо.
Анджела Трамело смотрела в коридор с пугающе безмятежным выражением лица. Глядя на нее, работники тюрьмы с тревогой подумали об одном и том же: Трамело как будто ждала этого момента все двадцать лет и каким-то образом знала, что он наступит.
– Пожалуйста, Анджела, пойдем с нами, – попросила начальница.
Наступила короткая пауза, охранники чуть крепче сжали тазерные дубинки. Потом Анджела кивнула:
– Конечно.
Она вышла из камеры под какофонию глумливых и негодующих возгласов, под испачканные в дерьме рулоны туалетной бумаги, падающие с верхнего этажа, – и ни на что не обратила внимания.
Охранники построились, чтобы сопровождать её, и начальница тюрьмы вывела всех из блока «J». Они не подходили слишком близко и все время держали наготове дубинки. За двадцать лет заключения Анджела ни разу не напала на работника тюрьмы, но они все равно ей не доверяли. Ведь её осудили за убийство четырнадцати человек за одну ночь.
Совещательная комната, куда её привели, располагалась в административном блоке. Там был ковёр, офисные кресла с кожаной обивкой, стол, стенные экраны и большая голографическая панель. Было тепло, вентиляторы в настенных обогревателях монотонно урчали. Имелось даже окно, обращенное наружу и забранное металлической сеткой из толстых прутьев. Анджела почти с трепетом окинула комнату взглядом. Вселенная из воспоминаний столь далёких, что они начали казаться вымыслом, мир за пределами тюремных стен. Все то, что когда-то составляло её жизнь, выглядело таким незнакомым, что её решимость, продержавшаяся столько времени, едва не дала трещину. «Ну что за ирония судьбы!» – с горечью подумала она.
