Джей ухмыльнулся.
– Я могу этим заняться.
– Я попрошу Вермекию пропустить личные файлы нашего персонала через процедуру подтверждения с участием ИИ. Если существуют какие-то аномалии, их должны обнаружить. А пока что… – он махнул рукой в сторону экрана с ярким жёлто-пурпурным пятном приближающейся тучи, – я хочу, чтобы на этот раз мы подготовились к метели как следует.
– А эвакуация? – спросил Антринелл.
– Думаю, она неизбежна. Используем вынужденное безделье во время метели, чтобы подготовить снаряжение.
Двадцать минут спустя он снова разговаривал с Вермекией.
– Прости, Вэнс, но генерал сказал «нет». Мы пропустили визуальный файл, который ты нам дал, через аналитический ИИ. Пропорции существа человеческие, как и походка. Кого бы ни видела Трамело, это человек. Мы думаем, у вас в лагере психопат, не пришелец. Предположительно, он и есть её сообщник.
Вэнс немного поразмыслил над анализом ИИ, взволнованный тем, сколько факторов сходились.
– Трамело в него стреляла.
– Но не попала, верно?
Вэнс чуть не рассмеялся. Так смеются, чтобы не зарычать от ярости.
– Ну ладно, тогда я бы хотел, чтобы ты отдал ИИ для анализа личные файлы всего персонала Вуканга. Ищи легенду – того, кого внедрили в наши ряды.
– Это я могу сделать.
– Мы примемся за подготовку к эвакуации. Я не рассчитываю, что н-лучевики переживут новую метель, но у меня есть пять аварийных коммуникационных ракет; надеюсь, они сумеют достичь нужной высоты, чтобы ненадолго установить релейную связь с сетью Абеллии. Если я использую одну, это будет означать, что существо реально. Так что не мог бы ты по крайней мере держать наготове «Дедал» с лыжными шасси?
– Я попрошу кое-кого об услуге. В тактическом командовании есть наш собрат. Это оформят как отработку боевой готовности.
– Благодарю.
– Береги себя, Вэнс. Я знаю, этой миссией Иисус тебя испытывает. Я буду молиться за твое спасение.
Детектив Йен Лэнагин вернулся на четвертый этаж, приписанный к городскому командному центру, помогать руководить полицейским откликом на блокаду портала – это указывало на изменение его статуса в глазах О’Рука. Это было хорошее дежурство после напряженного дела Норта; последние два дня он не знал, чем заняться. Солдаты пограничного директората ГЕ были крутыми ребятами; никто с Сент-Либры не смог пробиться, несмотря на почти каждодневные попытки прорвать оцепление. Но каждый раз жители Хайкасла были лучше организованы и более склонны к насилию. В это время комиссары ГЕ сидели за своими прекрасными овальными столами в Брюсселе, попивая минеральную воду и избегая всего, что походило на решение проблемы с населением Сент-Либры. Другие руководители государств начали оказывать давление, делать заявления по поводу их озабоченности в связи с неспособностью ГЕ добиться какого-нибудь результата.
А биойль все продолжал течь из резервных хранилищ Сент-Либры. Йен отлично знал, что только это и интересовало Брюссель. Но это предоставило ему время, чтобы расслабиться, попить чаю и посплетничать с коллегами. Городской командный центр был круглым, с двумя кольцами столов, за ними сидели двадцать детективов и констеблей, прошедших тактическую подготовку, которые подчинялись руководившему дежурством детективу шестого ранга. У Йена был стол во внутреннем кольце, где ему надлежало командовать размещением резервов. В его распоряжении было двадцать три больших «Граундкинга», припаркованных вокруг Данстон-хилл и вдоль А 1, укомплектованных агентскими констеблями и готовых к развертыванию, если что-то на Последней Миле пойдет не так. Судя по данным, которые текли по его сетке и в консольной зоне, подключенной к гражданским сетям, не толпа с Сент-Либры обещала стать их главной проблемой. В Ньюкасл прибывало все больше потенциальных беженцев. Они преодолели континенты и океаны, чтобы добраться до портала; некоторые даже явились из других миров. Йен никогда к ним не прислушивался, они были фоновым шумом, с которым он вырос, такой же частью Ньюкасла, как Тайнский мост. Но теперь, выискивая, чем бы занять свои скучные дни, он смотрел транснетовые новости, чьи репортеры освещали закрытие портала. Доведённые до нищеты беженцы рассказывали истории о перенесенных невзгодах, о том, как потратили все, что имели, ради бегства от преследования, насилия, нетерпимости и деспотической идеологии, как им пришлось все бросить, включая любимых и семью в некоторых случаях. Страны и правительства, которые они называли и так рьяно осуждали, удивили Йена – он не считал их такими уж коррумпированными или склонными к репрессиям. Впрочем, у него никогда не было тех твердых убеждений, с которыми директораты, народные комитеты, агентства безопасности или религиозная полиция могли бы не согласиться.
А вот беженцев вели гнев и страх, они решительно настроились достичь гавани Независимых государств, где можно было бы начать новую жизнь, радуясь свободе и наконец-то отбросив прошлое. Теперь, благодаря диктату невидимых и никем не избранных бюрократов, солнечные пятна и погода стали поводом, чтобы воспрепятствовать им присоединиться к товарищам, единомышленникам и собратьям по вере. Они вырвались из тюрем или мест похуже; они определенно не были теми людьми, кого пластиковые барьеры поперек дороги могут задержать на очень долгий срок. Красный Крест воздвиг для них временные убежища, но возмущение нарастало быстро.
Йен поставил тридцать еврофранков на то, что первый бунт случится в пятницу. Констебль Меркрул, которому принадлежала букмекерская книга Маркет-стрит, сказал, что на большой выигрыш рассчитывать не стоит.
В девять часов, когда Йен пил вторую чашку чая из столовой, его элка сообщила, что следящая программа в сети участка засекла какую-то активность. Йен аккуратно приостановил свой официальный лог и вывел данные слежки на сетку.
Борис Аттенсон садился на экспресс в Лондон. Йен мрачно улыбнулся, наблюдая через трансляцию вокзального трала, как Борис и двое его коллег идут вдоль длинной изогнутой платформы к вагонам первого класса в начале поезда. Он ненавидел высокомерие этого обряженного в костюм мужчины, небрежное богатство, демонстрируемое посредством туфель ручной работы и длинного, сшитого на заказ пальто из верблюжьей шерсти. Ненавидел то, как Борис громко и резко рассмеялся во время разговора. Ненавидел его лицо.
Йен переключился на другую следящую программу. Сегодня на Таллуле была плиссированная юбка аметистового цвета и темно-оранжевая блуза под белым жакетом с золотыми пуговицами и широким воротником. Он решил, что она хорошо выглядит в таком сочетании цветов; оно красиво подчеркивало её рыжевато-каштановые волосы. Она села в вагон метро в обычное для себя время, доехала до станции «Гейтсхед», потом пешком дошла до своего офиса на Беншем-роуд, прибыв туда как раз к половине девятого. Он смотрел на нее через гражданские тралы, распыленные на зданиях вдоль улицы, и был доволен тем, как она приветливо заулыбалась, встретив коллегу за двадцать метров до офиса, – дальше они шли вдвоём, оживленно болтая.
