– Не тревожься, – сказал Марвин, засовывая руки в рукава парки и застёгивая её поверх бронежилета. – Наш поддон всего лишь в двадцати метрах отсюда. – Он надел на плечо карабин «Хеклер» на ремне и похлопал по оружию. – И этот дружок присмотрит за мной. Ты в любом случае почти все время будешь меня видеть через лобовое стекло.
– Уверен?
– Все в порядке.
Перчатки, два слоя; шапка с наушниками под бронированный шлем; поверх него натянуть капюшон парки; лыжные очки на лицо – и он готов. Марвин подошел к двери, и элка передала машине код, отпирающий замок. Наружная дверь выдвинулась и отъехала в сторону по направляющим рельсам. Залетел снег, тепло волной понеслось прочь от Марвина. Он осторожно спустился по короткой лесенке. Они в тот день передвинули биолабораторию, вывели её из сугробов, которые намело с обеих сторон. Но снег снова собирался возле больших колёс.
Он огляделся, пока дверь скользнула на прежнее место и закрылась. Снаружи было, наверное, человек тридцать, которые спешили закончить свои дела, прежде чем придется пережидать метель, но он не видел ни одного из них. Связь его телотрала с сетью Вуканга прервалась, потом восстановилась. Северное сияние окрасило утонувшую в вихре частиц вселенную в изысканный оттенок фиолетового, который переходил в оранжево-розовый.
Элка Марвина вывела на сетку навигационный дисплей, подсветив поддон с лабораторными запасами. Он положил руку на «Хеклер» и двинулся к цели. Через десять шагов фары биолаборатории дважды моргнули. Марвин помахал темному пятну, предполагая, что Смара его видит.
Спустя минуту он был возле поддона. Понадобилось время, чтобы очистить боковину от снега, который он вытирал руками в перчатках, ощущая растущий холод. Пальцы начали терять чувствительность. В конце концов он обнажил клапаны и открыл их, чтобы добраться до узких контейнеров, плотно упакованных внутри. Его налобный фонарь направлял на этикетки резкий галогеново-белый луч, а элка послала запрос к метке, которая ему требовалась. На сетке появился пурпурный символ, идентифицирующий контейнер с веществом.
Далеко в вышине северное сияние, мерцая, приобрело блестящий зелёный цвет, и на поддон лёг мягкий циановый отблеск. Поверх него скользнула тень, гладко и внушительно, словно во время лунного затмения. Марвин повернулся.
Перед ним стоял монстр.
– Нет, – всхлипнул Марвин.
Даже оцепенев от ужаса, он восхищённо выискивал признаки чужеродности в громоздкой фигуре, чистейшем научном доказательстве эволюционного расхождения с земной жизнью. Как все в команде ксенобиологов, он получил полный доступ к файлам осуществленного на Передовом Рубеже допроса Анджелы Трамело. Она хорошо описала чудовище.
Оно и впрямь оказалось темным, с печально известными жуткими лезвиями вместо пальцев. Кожа подобна камню; сегодня её покрывал снег, который прилипал к каждой складке. Двуногий гуманоидный силуэт, подметил Марвин, и сочленения конечностей безупречно соответствуют homo sapiens. Кальциевая маска вместо лица, неспособная отражать эмоции. Но глаза… Анджела никогда не упоминала глаза; глубоко спрятанные в глазницах, они были человеческими.
Оно двигаюсь быстро. Рука взметнулась, ударила Марвина в грудь. От ужасной силы он отлетел назад, распластался на боковине поддона. Но удар длился дольше обычного и замедлился под конец, словно монстр пробил слой вязкой жидкости.
Он убрал руку. По какой-то причине Марвин больше ничего не чувствовал. Его тело перестало дышать; даже рев ветра утих и превратился во вздох. Ласковый синевато-пурпурный авроральный свет мерцал вокруг него. Он озарял блестящую жидкость, которая капала с пальцелезвий монстра.
Марвин посмотрел на свою грудь. Из разрыва в парке текла кровь. Лезвия пробили насквозь и верхнюю одежду, и бронежилет под ней.
Он открыл рот, чтобы сказать: «Ох», но к горлу подступила кровь, утопив голосовые связки. Теплая жидкость полилась изо рта, ноги подкосились, его потянуло вперёд. Марвин Трамби был мёртв, когда его лицо ударилось о снег.
В Ньюкасле наступила настоящая весна. Апрель принес прохладные ночи, но днём солнце в безоблачном небе светило ярко и дарило тепло, каждый полдень оказываясь немного выше. Если и случались дожди, то быстро проходили, унесенные резвым ветром, оставляя после себя посвежевший и блестящий от чистоты город.
Йену всегда нравилась весна. У всех улучшалось настроение, когда удавалось вынырнуть из тусклой зимы северо-восточной Англии. Девушки снова надевали платья. На городских деревьях распускались почки, добавляя освежающую ярко-зелёную глазурь к суровому камню и бетону улиц.
А в этом году в его жизнь вошла Таллула. Этот год обещал стать лучшим из всех. Он просто должен делать правильные ходы.
В то утро к одиннадцати сорока пяти серебристый дождик прекратился, и солнце проглядывало сквозь облака, которые спешили к западному горизонту. Йен подошел к столу Евы. Её приписали к другому отделу на третьем этаже, где она работала над расследованием в Артурс-хилл: семейная ссора, закончившаяся тем, что отец убил одного из детей, прежде чем мать разрубила его на части ножами, которые принесла домой из их ресторана. Было ли убийство предумышленным? Ева прорабатывала свидетельские показания и отчеты психиатров, чтобы определить, что на самом деле случилось в ту дурную ночь.
– Угостить тебя обедом? – спросил Йен.
Ева с удивлением посмотрела на него, и её веснушчатое лицо озарилось счастливой улыбкой.
– Конечно. Спасибо. Это все так отвратительно. Бедные дети.
– Я думал, только один.
– Погиб один, но у него есть брат и сестра. Они теперь оба под опекой. В этой истории победителей не будет.
Они вышли на умеренно влажную Грей-стрит и повернули к реке.
– Ну как, ты видел Сида? – спросила Ева.
– В эти выходные – нет.
– Скоро придется запустить скачивание.
– Знаю, лапуля. Я слышал, юридический отдел собирается отослать досье Норта в прокуратуру завтра. Если у нас ничего не найдется на Шермана, в конце недели у всех будут серьезные неприятности.
– Не знаю, почему он так долго ждёт. Я бы уже все скачала.
– Ага, потому-то он получил третий ранг. Умеет рисковать.
– Сид?
Йен улыбнулся ей.
– Он темная лошадка, наш Сид. Я думал, ты это уже поняла.
Они прошли по Набережной, под опорами Тайнского моста.
– Куда именно мы идём? – спросила Ева.
– Сюда.
Йен привел её в «Толламарч Армс», один из пабов, которые занимали первые этажи в длинном ряду георгианских зданий по эту сторону Набережной. Комната, расположенная вдоль передней части, была грандиозным реликтом древней корпоративной элегантности, с высоким потолком и половицами из дикого дуба, какие теперь никто не мог себе позволить. Там, где стряпчие и клерки когда-то изучали гроссбухи, теперь располагалась длинная барная стойка, дополненная удобными кожаными креслами и полированными смоляными столами с узловатыми ножками. Здесь подавали большой выбор закусок и открывался отличный вид на реку; место безупречно подходило для обеда менеджеров среднего звена. Они нашли место у окна; Йен заказал минеральной воды, а Ева выбрала бокал совиньон блан.
