По крайней мере, белая рубашка была его собственной.
Лимузин полз по Коллингвуд-стрит с её высокими серо-коричневыми каменными зданиями по обеим сторонам. Во всех магазинах и офисах на первом этаже стояли портреты Йена, обернутые черными лентами.
– Ты это устроила? – спросил он у Хлои. Казалось, будто умер католический святой.
– Нет. Все по-настоящему.
Во второй половине Коллингвуд-стрит, до её пересечения с Кафедральной площадью, вдоль края тротуара установили ограждения для публики. Множество людей, прижавшись к металлическим сеткам высотой по пояс, ждали прибытия катафалка.
– Господи!.. – пробормотала Хасинта.
– Он ведь в самом деле спас город от D-бомбы, – сказала Хлоя.
Сид и Хасинта посмотрели друг на друга, потом оба отвернулись. Лимузин повернул направо, на улицу Святого Николая, и подъехал к кафедральному собору. Величественное старое здание было окружено ещё большим количеством ограждений для публики; констебли в униформах выстроились вдоль них. Сид даже не смог прикинуть, сколько людей пришло, чтобы отдать дань уважения герою, который пожертвовал собой ради спасения города… но их точно были тысячи.
– Напоминаю, не больше тридцати секунд с мэром, – предупредила Хлоя, когда открылись двери.
– Понял, – многозначительно ответил Сид.
Передний лимузин привез в кафедральный собор мэра. Хлоя договорилась об этом с его офисом: политику предоставили право явиться первым в обмен на то, что он не станет монополизировать Сида по пути в собор. И ещё они не должны были сидеть рядом во время богослужения в память о Йене, иначе все выглядело бы слишком похожим на то, что Сид – часть предвыборной кампании мэра. Об этом ещё предстояло договориться.
Сид вышел на тротуар. Солнце стояло высоко в безоблачном лазурном небе, теплый воздух струился по древним улицам Ньюкасла, неся с собой запах города. Листья на дубах вдоль северной стороны собора все ещё оставались по-весеннему яркими, под воздействием солнечных лучей их окутала светящаяся изумрудная дымка, будто нарисованная штрихами. Это было настоящее богатство ощущений после стерильности лимузина.
Сотни людей смотрели на Сида в упор. Начались овации. Сиду понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: аплодируют ему. Он сумел осторожно улыбнуться толпе и кивнул в знак признательности. Пока Сид шел вдоль ограждений, лица расплывались. Он до жути боялся заметить кого-то из подружек Йена.
– Детектив Хёрст. – Мэр приблизился к нему, вытянув руку. Большая группа лицензированных репортеров по обе стороны входа в собор уделила приветствию очень пристальное внимание.
Сид пожал протянутую руку.
– Мэр. Спасибо, что пришли.
– Это самое меньшее, что я мог сделать. Город очень многим обязан детективу Лэнагину. Он воистину продемонстрировал, почему мы правы в том, что придаем нашей полиции столь большое значение.
Сид мог с лёгкостью представить себе издевательскую усмешку, возникшую на лице Йена, если бы он это увидел, и жест, который он показал бы Сиду за спиной у политика. Потом он бы ушел, высматривая в толпе достойных девушек, с кем стоило бы попытать счастья.
Хасинта плавно скользнула вперёд и протянула мэру руку, которую он элегантно пожал.
– Нам пора идти внутрь, – сказала она.
– Разумеется, – ответил мэр, по-прежнему являвший собой воплощение чувства собственного достоинства.
Они отошли от него. Те, кому предстояло нести гроб, ждали прямо за большими двойными дверями: Ева, Лорелль, Ари и Ройс О’Рук, который снова получил возможность продемонстрировать свою старую униформу транснетовым новостям. Сид натянуто улыбнулся им и почувствовал, как хватка Хасинты сделалась крепче. Он в этом нуждался. Просто пройти по проходу между сиденьями, узнавая людей по пути, оказалось сложней, чем он мог подумать. Теперь в этом заключалась его работа: быть на виду и устанавливать связи. Ральф Стивенс и Сара Линселл были здесь, в заднем ряду, незаметные, как и полагается хорошим шпионам. Дженсон Сан, маленький говнюк. Хайфа Фуллертон, Рианна Холл, Тилли Льюис на передней скамье из тех, что предназначались для персонала Маркет-стрит. Миллиган и его люди на следующей скамье – позаботились, чтобы их не забыли. Даже вице-комиссар Пассам присутствовала, но на нее никто не обращал внимания.
Так много незнакомых людей. Они никогда не знали Йена. Важные люди, которых народ должен видеть проявляющими благодарность и поддержку лучшим жителям города в эти беспокойные времена.
Таллула тоже присутствовала, в средних рядах. Опустив голову, она тихонько всхлипывала, стараясь не разрыдаться. Крупные шишки по обеим сторонам от прохода сидели с политически нейтральными лицами и старательно не замечали девушку. Даже в отчаянии, с испорченным слезами макияжем, она выглядела сногсшибательно.
Сид приостановился и протянул ей руку.
– Идём со мной, – мягко сказал он.
Произошла небольшая суета, пока она протискивалась мимо людей, чтобы присоединиться к нему в проходе. Сид провел её к переднему ряду, где сидели убитые горем родители Йена.
– Нет, – слабо запротестовала Таллула.
– Ты его знала. Он был тебе небезразличен, – негромко сказал Сид. – Нас не так много. Мы должны держаться вместе.
Она улыбнулась с трогательной благодарностью и села рядом с ним. Он пожал руки родителям Йена. Прошлым вечером он увидел их впервые. Девяносто минут, которые он провел в их номере отеля, рассказывая все хорошее из жизни их сына, что разделил с ним, были ужасны.
Хасинта похлопала его по ноге.
– Вот за этого человека я вышла замуж, – прошептала она.
Сид втянул воздух. Элка сообщила ему, что привезли гроб. Носильщики готовились снять его с катафалка.
Хор перед ним поднялся. Это был знак для прихожан сделать то же самое. Сид медленно встал, псалтырь выпал из его руки. Огромный орган начат играть похоронный марш.
Пальцы Хасинты переплелись с его пальцами.
– Сорок минут, – сказала она. – И все закончится. Я разделю это с тобой.
– Правда? Ты этого хочешь?
– В горе и в радости. Я же обещала.
И жизнь Сида перестала быть такой невыносимой.
Лимузин высадил их возле дома в Джесмонде в час дня. Уйти раньше оказалось невозможно. Сид не мог избежать официального приема в муниципальном центре Ньюкасла. Он не хотел там оставаться, среди всех этих чиновников, корпоративных боссов и в присутствии епископа Ньюкасла. Работники Маркет-стрит устроили собственные поминки в пабе на Набережной, рядом с мостом Тысячелетия. Там должен быть искренний смех, сентиментальные воспоминания, громкая музыка, слишком много пива и чуточку токса. Сид надеялся, что все закончится дракой и большая часть компании будет до утра прохлаждаться в камерах. Это было бы в духе Йена. Достойные проводы одного из них.
