— Эт' Вулли, — наябедничал Громазд Йан. — Он решил, люди дум-дум, так оно и было. Он же тупитла, ясенный пень.
— Иногда тупость только на пользу, — промолвила Тиффани. Она оглянулась вокруг… Вот он, безглазый человек, идёт сквозь толпу, точно люди — это призраки, и однако ж видно, что они каким-то образом чувствуют его присутствие: один провёл ладонью по лицу, словно нащупывая муху, другой хлопнул себя по уху. А после того люди… менялись. При виде Тиффани они недобро сощуривались, а человек-тень направлялся прямо к ней, и вся толпа постепенно превращалась в одну гигантскую неодобрительную гримасу. И тут накатила вонь, она тянулась за фантомом, словно шлейф, и солнечный свет рядом с ним становился серым и мутным. Вроде как на дне пруда, где всё, что умерло, гниёт веками.
Тиффани в отчаянии заозиралась по сторонам. Пируэт «Головы Короля» вокруг своей оси собрал бессчетное количество зрителей: улицу заполонили любопытствующие и жаждущие. Те, кто просто шёл по своим делам, оказались зажаты между толпой впереди и толпой сзади, и, конечно же, не обошлось без молодцов с подносами и тележками, что кишмя кишат в городе и пытаются что-нибудь впарить любому, кто простоит неподвижно дольше двух секунд. Тиффани ощущала опасность, разлитую в воздухе, на самом деле больше, чем опасность, — ненависть; она росла, как трава после дождя, а чёрный человек подходил всё ближе. Ей стало страшно. Конечно, с ней Фигли, но Фигли обычно вытаскивают тебя из неприятностей, втягивая в новые.
И тут под нею разверзлась земля. Послышался металлический скрежет, и дно мира провалилось, но всего-то футов на шесть. Пока Тиффани пыталась удержаться на ногах в кромешной тьме под мостовой, её оттеснили в сторону с бодрым: «Прошу прощения!» Снова послышались непонятные металлические звуки, и круглое отверстие у неё над головой исчезло во мраке.
— Это нам крупно повезло, — прозвучал вежливый голос. — В первый и последний раз за сегодня, я думаю. Пожалуйста, постарайся не впадать в панику, пока я не зажгу аварийный фонарь. А потом — на твоё усмотрение, паникуй, если хочешь. Только держись поближе ко мне и, когда я прикажу: «Задержи дыхание и шагай быстрее», делай, как я говорю, ради собственного душевного здоровья, глотки и, возможно, жизни. Мне всё равно, понимаешь ты или нет, — просто слушайся меня, потому что времени у нас, скорее всего, немного.
Вспыхнула спичка. Раздался тихий хлопок, в воздухе прямо перед Тиффани повисло сине-зелёное свечение.
— Просто чуточка болотного газа, — сообщила невидимая собеседница. — Ничего страшного, беспокоиться пока не о чем, но помни: держись как можно ближе ко мне!
Сине-зелёный огонёк стремительно рванулся вперёд; Тиффани пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать, а это было непросто, ведь земля под её ногами становилась то гравием, то грязью, а время от времени чем-то жидким — чем именно, пожалуй, лучше было не знать. Тут и там, вдалеке, мерцали и другие загадочные искорки вроде блуждающих огней над трясиной.
— Не отставай! — велел голос впереди.
Очень скоро Тиффани потеряла всякое ощущение направления, а заодно и времени.
Но вот что-то щёлкнуло, и на фоне дверного проёма обрисовалась фигура: проём, с виду самый обыкновенный, тем не менее представлял собою арку, так что дверь в верхней своей части сужалась, сходясь в одну точку.
— Пожалуйста, как следует вытри ноги о коврик по ту сторону двери: здесь, внизу, лишние предосторожности не помешают.
Позади туманного призрака сами собою зажглись свечи и наконец-то высветили фигуру в тяжёлой, плотной одежде, громадных сапогах и стальном шлеме на голове. На глазах у Тиффани незнакомка осторожно стянула шлем и встряхнула собранными в «конский хвост» волосами: «хвост» вроде бы свидетельствовал о молодости, но волосы были седы — как в глубокой старости. Тиффани подумала, что её проводница — из тех, кто выбирает себе образ по своему вкусу и после уже не меняется до самой смерти. И ещё морщинки… вид у незнакомки был озабоченный, как если бы она пыталась думать о нескольких вещах сразу; судя по выражению лица — так обо всём на свете. В комнате обнаружился накрытый столик, а на нём — чайник, чашки и груда кексиков.
— Заходи, пожалуйста, — пригласила женщина. — Добро пожаловать! Но где мои хорошие манеры? Меня зовут госпожа… Смит, до поры до времени. Надеюсь, госпожа Пруст обо мне упоминала? А ты сейчас находишься в Объекте Движимости, с вероятностью, в самом нестабильном месте мира. Чаю хочешь?
Жизнь вроде как налаживается, когда мир перестаёт стремительно вращаться, а перед тобой — чашка с горячим чаем, даже если стоит она на старом упаковочном ящике.
— Прости, здесь, конечно, не дворец, — промолвила госпожа Смит. — Я здесь дольше, чем на несколько дней, никогда не задерживаюсь, но мне нужно быть поближе к Университету, причём мне требуется полное уединение. Видишь ли, когда-то это был маленький домик под университетскими стенами, и волшебники просто-напросто сбрасывали на него весь свой мусор; спустя какое-то время разнообразные фрагменты магических отходов стали реагировать друг с другом непредсказуемым — иного слова даже не подберу — образом. Ну вот, тут и крысы заговорили, и брови у людей отрастали до шести футов в длину, и башмаки сами по себе расхаживали, — наконец все окрестные жители разбежались, и их башмаки — тоже. А поскольку больше никто не жаловался, волшебники спокойно продолжали выбрасывать мусор через стену. Волшебники — они в этом отношении как кошки: нагадил, отошёл — и вроде бы и не нагадил.
Разумеется, тогда это место превратилось во всеобщую свалку, кто угодно приходил сюда и выбрасывал всё, что угодно, и по-быстрому убегал; башмаки частенько кидались в погоню, но догоняли не всегда. Не хочешь ли кексик? Не тревожься, я их купила завтра у вполне респектабельного кондитера, так что они совсем свежие, а здешнюю магию я по большей части укротила год назад. Это было несложно, на самом-то деле: магия — главным образом вопрос равновесия, ну да ты, конечно же, и без меня это знаешь. Как бы то ни было, в результате коттедж укутал такой плотный волшебный туман, что, думаю, даже боги сквозь него ничего не видят. — Госпожа Смит изящно откусила полкекса и пристроила вторую половинку на блюдце. А затем наклонилась к самому уху Тиффани. — И что же ты почувствовала, госпожа Тиффани Болен, когда поцеловала зиму?
Тиффани во все глаза уставилась на неё.
— Послушайте, да я его просто легонько чмокнула, и всё! Не взасос! — И уточнила: — Вы ведь — та самая дама, которая, как говорила госпожа Пруст, меня непременно отыщет, верно?
— Да, — кивнула госпожа Смит, — мне казалось, это очевидно. Я могла бы прочесть тебе длинную заумную лекцию, — бесцеремонно продолжила она, — но лучше расскажу одну историю. Я знаю, что тебя обучает матушка Ветровоск, так вот, она тебе скажет, что мир состоит из историй. И лучше я предупрежу тебя сразу, что эта — не из приятных.
— Я, знаете ли, ведьма, — напомнила Тиффани. — Я много чего неприятного повидала!
— Это ты так думаешь, — парировала госпожа Смит. — А теперь вообрази, что дело происходит больше тысячи лет назад, и представь себе человека, ещё довольно молодого. Он ведьмознатец, он жжёт книги, он — пыточных дел мастер, потому что люди постарше его и гораздо хуже его внушили ему, что именно этого требует Великий Бог Ом. В один прекрасный день он выследил девушку, и девушка эта — ведьма, и она красива, ослепительно красива, что среди ведьм — редкость, по крайней мере, в те времена…
