Летиция вытащила из изгороди ещё пару прутиков и воткнула их в землю. На конце каждой из них засветился синий огонёк.
— Ну, для любого другого это, конечно, шутка, — кивнула Тиффани, — но не удивлюсь, если тебе такой котёл сготовит жареных цыплят.
— Ты правда так думаешь? — возликовала Летиция.
— Кажется, думать я вообще неспособна — я же торчу вверх ногами из ведра с песком, — отозвалась Тиффани. — Знаешь, это немного похоже на магию волшебников. Этот фокус… ты говоришь, он описан в книге госпожи Зюзник. Послушай, мне страшно жаль, но это действительно чистой воды боффо. Это не по-настоящему. Это для тех, кто считает, будто ведьмовство — сплошь цветочки, и любовные эликсиры, и танцы без ничего — по правде сказать, представить себе не могу, чтобы настоящая ведьма такое вытворяла… — Тиффани замялась — она была от природы правдива — и поправилась: — Ну, разве что нянюшка Ягг, и то под настроение. Это самая мякоть ведьмовства, без корочки, а настоящее ведьмовство — это сплошь корка. Но ты взяла одно из дурацких заклинаний для хохотушек-горничных и использовала его против меня, и оно сработало! А у вас в роду были настоящие ведьмы?
Летиция покачала головой; длинные золотые волосы заискрились в лунном свете.
— Я, во всяком случае, ничего такого не слышала. Мой дед занимался алхимией — не профессионально, конечно. Собственно, поэтому восточного крыла больше нет. Мама… даже представить себе не могу, чтоб она занималась магией, а ты?
— Она-то? Ещё как!
— Ну, я никогда её за таким занятием не заставала, и… она хочет как лучше. Она говорит: для неё главное, чтоб я была счастлива. Ты, скорее всего, не знаешь, но у неё вся семья погибла при пожаре. Она всё потеряла, — рассказывала Летиция.
Тиффани обнаружила, что больше не питает к девушке неприязни. Не станешь же сердиться на растерянного щенка. И всё-таки она не сдержалась:
— А ты тоже хотела как лучше? Ну, когда сделала моё подобие и воткнула головой в песок?
Внутри Летиции, должно быть, помещалось целое водохранилище. Она постоянно была на волосок — ну хорошо, на чайную чашечку — от слёз.
— Послушай, я не обижаюсь, честно, — заверила Тиффани. — Хотя, по правде сказать, я бы предпочла поверить, что это всего-навсего заклинание! Просто достань куклу из ведра — и мы обо всём забудем. Только, пожалуйста, не начинай снова плакать, не разводи болото.
Летиция всхлипнула.
— Ох, просто, понимаешь, ну, я не здесь это делала. Ведро осталось дома. В библиотеке.
Последнее слово колокольчиком звякнуло в сознании Тиффани.
— Библиотека, говоришь? С книгами? — Ведьмы книгами не особо интересуются, но Тиффани перечитала всё, что только попадалось ей в руки. Никогда не знаешь, что отыщется в книге. — Ночь выдалась тёплая — для нынешнего-то времени года, а до твоего дома недалеко, правда? Ты сможешь вернуться в башню и в постель уже через пару часов.
Впервые за всё время их знакомства Летиция улыбнулась — улыбнулась самой настоящей улыбкой.
— А можно, я на этот раз сяду спереди? — спросила она.
Тиффани летела над холмами, стараясь держаться как можно ближе к земле.
Дело близилось к полнолунию — самому настоящему полнолунию перед осенним равноденствием, когда лунный диск светится медно-кровавым заревом. А всё из-за дыма, что висит над выжженным жнивьём. Как именно голубоватый дым от догорающих пшеничных стеблей способен окрасить луну в красный цвет, Тиффани не знала и вовсе не собиралась лететь в небесную высь, чтобы выяснить.
А Летиция, похоже, пребывала в своём собственном персональном раю. Всё это время она болтала без умолку, что, надо признать, было предпочтительнее рыданий. Да эта девушка всего-то на восемь дней младше её самой: Тиффани точно знала, что это так, потому что потрудилась выяснить. Но это же просто цифры. Их совершенно не ощущаешь. Тиффани казалось, что она этой девчонке в матери годится. Странное дело, но Петулия, и Аннаграмма, и остальные ведьмы там, в горах, говорили ей одно и то же: ведьмы стареют изнутри. Ты выполняешь необходимую работу, даже если от работы этой накатывает тошнота и в желудке словно прялка крутится. Ты видишь такое, чего никто видеть не должен. И обычно в одиночестве и чаще всего в темноте ты должна делать то, что нужно. В далёких деревнях, где молодая мать впервые разрешается от бремени и что-то пошло серьёзно не так, ты надеешься, что местная старая повитуха тебя хотя бы морально поддержит; и всё-таки, когда доходит до дела и до вопроса жизни и смерти и нужно принимать решение, принимаешь его ты, потому что ты — ведьма. А иногда это даже не выбор между добром и злом, но выбор между злом и злом ещё большим; нет верных решений, есть просто… решения.
Тиффани заметила, как какое-то существо мчится по залитому лунным светом дёрну, легко поспевая за метлой. Заяц! Несколько минут заяц бежал наравне с нею, не отставая, а затем одним мощным прыжком исчез в лунных тенях.
«Зайчиха бежит в огонь, — подумала Тиффани, — и, как мне кажется, я — тоже».
Кипсек-холл стоял в дальнем конце Мела, и это действительно был самый дальний конец, потому что здесь мел заканчивался, сменяясь глиной и гравием. Тут был парк, и высокие деревья — целые леса деревьев, — и фонтаны перед домом, при виде которого понимаешь, что слово «холл» здесь звучит не просто натянуто, но натянуто до предела прочности, потому что выглядел он скорее как полдюжины слепленных вместе особняков. Были здесь флигели и надворные постройки, и огромное декоративное озеро, и флюгер в форме цапли — Тиффани в него чуть не врезалась.
— А сколько народу здесь живёт? — с трудом выговорила она, выравнивая метлу и приземляясь на газон, как оказалось, заросший сухой травой футов пяти в высоту. Кролики бросились врассыпную, напуганные вторжением с воздуха.
— Сейчас только мы с мамой, — отвечала Летиция, спрыгивая на землю. Под ногами у неё захрустели сухие стебли. — Ну, и слуги, конечно. Слуг у нас много. Но не тревожься, в этот час они все уже спят.
— И сколько же нужно слуг для двоих человек? — полюбопытствовала Тиффани.
— Около двухсот пятидесяти.
— Я тебе не верю.
Летиция повернула, ведя к дальней двери.
— Ну, считая семьи, тут у нас человек сорок на ферме, ещё двадцать в маслодельне и сыроварне, ещё двадцать четыре заняты в рощах и семьдесят пять — в садах, это включая банановую теплицу, ананасную оранжерею, оранжерею с лилиями, парник с дынями и пруд с форелью. Остальные работают в доме и в пансионных покоях.
— Что это такое?
Летиция, уже взявшись за позеленевшую медную ручку двери, остановилась.
— Ты думаешь, моя мама — властная грубиянка, да?
Тиффани не видела иного выхода, кроме как сказать правду, даже с риском вызвать ливень полночных слёз.
— Да.
— И ты права, — признала Летиция, поворачивая ручку. — Но она предана тем, кто преданно служит нам. Так было всегда. У нас никого не увольняют за то, что состарился, или заболел, или выжил из памяти. И если эти люди сами себя обслуживать уже не могут, они живут не у себя в доме, а в одном из флигелей. То есть получается, что большинство слуг ухаживают за престарелыми слугами! Может, мы и старомодны, и немного снобы, и отстали от жизни, но никому из тех, кто работал на семью Кипсек, не придётся просить милостыню на старости лет.
