По всем лицам струились слёзы, не исключая даже пастора Яйца и герцогини. По замку гуляло эхо утраты и памяти, зал жил и дышал.
«Мне следовало этому научиться, — думала Тиффани. — Я хотела познать огонь и боль, а надо было познавать людей. И ещё — научиться петь получше индюшки».
Песня закончилась; люди сконфуженно переглядывались, но стол уже снова заходил ходуном под башмаком нянюшки Ягг.
«В пляс, в пляс, саваном тряхни! В пляс, в пляс, слышишь — это Пляска Смерти…»* — запела она.
«А уместна ли эта песня на похоронах?» — задумалась Тиффани. И тут же решила: «Ну конечно, да! Отличная баллада, она говорит нам, что однажды мы все умрём, но — и это важно — сейчас мы ещё живы».
Тут нянюшка Ягг спрыгнула со стола, подхватила пастора Яйца и, закружив его, пропела: «И знайте, никакой священник вас от смерти не спасёт», а пастор был так любезен, что разулыбался и прошёлся с ней в танце.
Люди зааплодировали — от похорон Тиффани ничего подобного даже ожидать не могла. Ах, если бы, если бы ей стать такой, как нянюшка Ягг, которая всё-всё понимает и умеет точно молотком выбить из тишины — смех!
А едва стихли аплодисменты, мужской голос запел: «В тихой долине всю ночь напролёт слушай, как ветер в травах поёт…»* И тишина отступила перед неожиданно звучным, серебряным голосом сержанта.
Нянюшка Ягг бочком подкралась к Тиффани.
— Ну, вроде я их взбодрила! Слышишь, как откашливаются? Держу пари, к концу вечера запоёт и пастор! А я бы пропустила ещё стаканчик. От пения горло так пересыхает, не поверишь. — Нянюшка подмигнула Тиффани: — Сначала ты человек, потом ведьма; запомнить трудно, выполнить — легко.
Это и впрямь была магия: магия превратила зал, полный гостей, по большей части незнакомых друг с другом, в людей, понимающих, что вокруг другие люди, а прямо сейчас только это и имело значение. Тут девушку похлопал по плечу Престон: улыбался он как-то слишком озабоченно.
— Прости, госпожа, но я нынче на дежурстве, вот уж не повезло так не повезло, и думаю, тебе следует знать, что у нас тут ещё три гостьи прибыли.
— Так впусти их, и всё, — отозвалась Тиффани.
— Я бы с удовольствием, госпожа, вот только они на крыше застряли. Хочешь знать, как звучат три ведьмы? — ругаются так, что небу жарко.
Если кто и ругался, то к тому моменту, как Тиффани высмотрела нужное окно и выбралась на свинцовую крышу, вновь прибывшие, видимо, совсем выдохлись. Уцепиться было особо не за что, да ещё и туман сгустился, но Тиффани осторожно отползла от края и на четвереньках двинулась в ту сторону, откуда доносилось брюзжанье.
— Тут, наверху, ведьмы есть? — спросила она.
Из темноты раздался голос, владелица которого даже не пыталась сдерживаться:
— И что, во имя семи кругов ада, ты будешь делать, если я скажу «нет», а, госпожа Тиффани Болен?
— Госпожа Пруст! Что вы-то тут делаете?
— Держусь за горгулью! Помоги нам спуститься, милочка, и побыстрее, потому что эти камни — не мои, а госпоже Тюхе нужно в туалет.
Тиффани проползла чуть дальше, всей кожей чувствуя, что в дюйме от её руки разверзлась пропасть.
— Престон пошёл за верёвкой. А метла у вас есть?
— В неё овца врезалась, — объяснила госпожа Пруст.
Наконец-то Тиффани смогла её разглядеть.
— Вы врезались в овцу в воздухе?
— Может, это была корова или ещё что. Как зовутся такие твари, которые сопят: «фух-фух-фух»?
— Вы столкнулись с летающим ежом?
— Вообще-то нет. Мы летели совсем низко, высматривая подходящий кустик для госпожи Тюхе. — Из темноты донёсся вздох. — У неё, бедняжки, проблема. По пути мы останавливались у многих кустов, можешь мне поверить! И знаешь что? Внутри каждого сидит что-нибудь такое, что жалит, кусается, брыкается, клекочет, завывает, хлюпает, громко пукает, топорщит иголки, пытается сбить тебя с ног или наваливает громадную кучу! Вы тут вообще о таких фаянсовых штуках слышали?
— Ну, вообще-то да, но не в полях же! — опешила Тиффани.
— А в полях они очень пригодились бы, — заявила госпожа Пруст. — Я, между прочим, приличную пару обуви загубила.
В тумане что-то звякнуло, и Тиффани с облегчением услышала голос Престона:
— Я взломал старый люк, дамы, будьте так добры, ползите сюда.
Люк открылся в спальню, где прошлой ночью со всей очевидностью спала женщина. Тиффани закусила губу.
— Думаю, это покои герцогини. Пожалуйста, ничего не трогайте, она и без того не подарок.
— Герцогиня? Фу-ты ну-ты, — отозвалась госпожа Пруст. — Что ещё за герцогиня такая, позволь спросить?
— Герцогиня Кипсек, — объяснила Тиффани. — Вы её видели во время той небольшой заварушки в городе, помните? В «Голове Короля»? У Кипсеков огромное имение примерно в тридцати милях отсюда.
— Как мило, — проговорила госпожа Пруст, причём таким тоном, что можно было с уверенностью предположить: ничего милого тебе не обещают, зато обещают что-то очень интересное и, вероятно, конфузное — для кого-то, кто не госпожа Пруст. — Я её помню, и помню, как, вернувшись домой, всё гадала: «Где же, мидели, я вас раньше видела?» Ты о ней что-нибудь знаешь, милочка?
— Ну, ещё до того, как она вышла за герцога, всё её имение и вся её семья погибли в ужасном пожаре. Это мне её дочь рассказала.
Госпожа Пруст просияла — примерно так сияет остриё ножа.
— В самом деле? — промолвила она голосом сладким, как патока. — Ну надо же! Мне прямо-таки не терпится пообщаться с этой дамой снова и принести свои соболезнования…
Тиффани решила, что разгадывать эту загадку прямо сейчас времени у неё нет, но ей и без того было о чём подумать.
— Эгм? — начала она, глядя на высоченную даму, что безуспешно пыталась спрятаться за госпожой Пруст. А та развернулась и молвила:
— Ах ты ж, батюшки, где ж мои хорошие манеры? Ну ладно, для начала у меня их никогда и не было. Тиффани Болен, это госпожа Кембрик, известная как Длинная Дылда Толстая Коротышка Салли. Кембрик обучается у старой госпожи Тюхе; ты уже видела её краем глаза — это она поспешала вниз по лестнице во власти одной-единственной мысли. Салли ужасно страдает от приливов и отливов, бедняжка. Мне пришлось взять с собой их обеих, потому что метла в рабочем состоянии нашлась только у Салли, а бросить госпожу Тюхе она отказывалась. Я чуть с ума не сошла, пытаясь выровнять метлу. Не беспокойся, через несколько часов Салли опять уменьшится до пяти футов шести дюймов. И, конечно, потолки для неё — тяжкое испытание. А ты, милая, догони-ка лучше госпожу Тюхе.
Госпожа Пруст взмахнула рукой — и молоденькая ведьма испуганно засеменила прочь. Когда приказы отдаёт госпожа Пруст, им обычно повинуются. А та снова обернулась к Тиффани:
