Миновало несколько томительных секунд, и снова раздался голос:
— Оставаться на местах! Где этот пулемет?
Крендл и Фидлер занервничали, стали перешептываться, мол, сейчас этот янки заложит нас.
— Надо его прикончить, — подытожил Риттер.
Цвайг прополз в угол чердака и высунул ствол своей винтовки К-98 в щель между досок.
— Сейчас шлепну его, — сказал он.
Боже праведный, мелькнуло у меня в голове, ведь это уже не война, а черт знает что. Охота, спорт, убийство! По мне, затаиться бы, переждать, пока эти янки не уберутся.
— Стреляй, — приказал Риттер.
Цвайг, помедлив, несколько раз нажал на спусковой крючок винтовки. И хотя попал в раненого американца, но так и не убил его. Получив еще одну рану, солдат вопил как резаный. Я больше не мог это выдерживать. Полнейшее отсутствие здравого смысла взбесило меня.
Тут американцы открыли стрельбу. Их пули дырявили стены, разбивали вдрызг черепицу крыши. Но противник так и не сумел определить, откуда выстрелил Цвайг. Они стреляли куда ни попадя из ярости. Я уже стал было подползать со своей винтовкой к дощатой стене, но был остановлен Цвайгом.
— Куда ты собрался? — спросил он.
— Пристрелить этого, что лежит внизу и орет. Ему все равно конец придет. Не хочется, чтобы человек страдал!
— Ничего, пусть пострадает, — вмешался Фогель. — Мало того, это весьма кстати, что он страдает именно на глазах своих товарищей!
Я приказал Цвайгу не мешать мне, но тут меня призвал к порядку Крендл.
— Кагер, — обратился он ко мне, — если и ты сейчас стрельнешь, они точно засекут нас.
Невыносимо было лежать и слушать предсмертные вопли американского солдата. В голосе было отчаяние и безнадежность. Несколько раз он принимался звать мать.
— Христом Богом прошу тебя, — взмолился я. — Пусть хотя бы другие отволокут его куда-нибудь отсюда!
Крендл кивнул.
Зайлер и Фидлер еле сдерживались, а вот Бом поддержал меня.
— Пусть и правда оттащат раненого. Риттера аж перекосило от отвращений.
— Пусть только попадут в зону огня, я и их перещелкаю.
Цвайг с Фогелем были в нерешительности. Риттер вел себя так, как подобает вести солдату на войне. Когда-то я тоже не испытывал особого сочувствия в раненому врагу. Говорят, что люди черствеют душой на войне, во всяком случае, трудновато пробудить в них сочувствие к противнику. Я же успел вдоволь насмотреться и на смерть, и на страдания, и считал, что чаще всего они бессмысленны. Я ведь впервые видел этого раненого америкашку, и, строго говоря, мне бы начхать на него, и делу конец. Но крики его напомнили мне о том русском,'которому я воткнул штык в спину в Грозном. Этот американец вопил от страха перед своим скорым концом. И мне показалось непристойным, если ангелу смерти придется вытаскивать его из лужи на глазах у соратников и врагов.
— Идите и оттащите его! — заорал я. — Мы не будем стрелять!
Сначала я даже не поверил, что решился на такое, но мне показалось, что и остальные мои товарищи за такой вариант. Кроме Риттера, разумеется.
— Пусть только вылезут, — процедил сквозь зубы пулеметчик, — всех перебью.
Тут меня ошарашил Крендл. Фриц навел винтовку на Риттера и заставил его заложить руки за голову.
— Вы это серьезно? — не понял тот.
— Вполне, — ответил за Крендла Бом, тоже подняв ствол своей К-98. Фогель с Цвайгом хранили молчание.
— Идите и уберите своего раненого товарища! — крикнул я еще раз. — Мы не будем стрелять!
Двое безоружных американцев, опасливо озираясь и расставив руки в стороны, подошли к раненым. Внимательно оглядев их, они подхватили своего единственного уцелевшего товарища и молча оттащили его в безопасное место. Вскоре патруль убрался прочь, скрывшись в узком боковом переулке.
— А ведь мог и всех семерых уложить, — с досадой произнес Риттер.
— Бог ты мой! Тебе пятерых мало? — недоверчиво пробурчал Бом.
— Вы все за это ответите, — предостерег Риттер.
— За что мы ответим? — спросил Крендл.
— Да! — вмешался и Фогель. — За что это нам придется отвечать?
Мы в один голос заявили Риттеру, что будем отрицать свою вину, надумай он стукнуть на нас. Прошло несколько секунд. Все, включая и Риттера, молчали.
— Лучше нам подыскать другую позицию, — предложил Цвайг. — Могу на что угодно спорить, что американцы нам этого не простят и пригонят сюда танк.
Цвайг был прав на все сто. В нескольких кварталах от нас защелкали выстрелы, и, похоже, бой приближался. Когда мы убрались с чердака, Риттер попытался убедить нас тоже пойти туда, откуда доносилась стрельба. Ему не терпелось кого-нибудь прикончить, неважно кого.
Бом повел нас в противоположном направлении, и вскоре мы проскользнули в какой-то подвал, где находились бойцы 2-го воздушно-десантного полка. Я связался с SSTB. Наши командиры были настроены весьма оптимистично. Мы получили приказ атаковать американцев, но в серьезные схватки не ввязываться, а постепенно отходить. Требовалось заманить союзников в Сен-Ло, а самим уйти из города на соединение с нашими силами подкрепления, сосредоточенными вокруг города. Так американцы непременно угодят в расставленные нами силки и будут уничтожены.
Мы действовали в соответствии с приказом и с незначительными потерями отступили. Подобной тактики мы придерживались, наверное, с неделю, после чего собрались на подступах к городу и, перейдя шоссе Сен-Ло-Перье, направились на соединение с нашими силами, ожидавшими нас на хорошо укрепленных оборонительных позициях. По расчетам нашего командования англо-американцы обязательно предпримут попытку прорваться из
Сен-Ло и тут же двинутся на наши позиции, поскольку больше им идти некуда.
Несколько дней спустя союзники обрушили на наши позиции сокрушающий артогонь. Обстрел был настолько интенсивным, что все мы сразу же поняли, что он знаменует начало их прорыва. Ничего страшнее мне за всю войну не приходилось испытать. Час, если не больше, мы с Крендлом, Зайлером, Фидлером и Бомом пролежали в окопах, в страхе шевельнуться и наблюдая, как в небо устремляются черные фонтаны земли. В конце концов все кончилось, звуки разрывов сменились тихим потрескиванием пламени.
Но уже вскоре артиллерия противника вновь подала голос. На сей раз нас обстреливали не разрывными, а дымовыми снарядами. Густой красный дым стал заволакивать пространство перед нами, там, где протянулось шоссе Сен-Ло-Перье. Когда в небе загудели двигатели самолетов, мы не могли поверить своему везению — пилоты, приняв дымовую завесу за границу сектора бомбометания, обрушили смертоносный груз на позиции своих.
В тот день враг нас не атаковал. Мы были не в курсе урона, нанесенного врагу своей же авиацией, из-за строгого соблюдения англо-американцами режима радиомаскировки. Как считали наши офицеры, именно радиомаскировка и сыграла роковую роль — неприятель не смог выйти в эфир для связи с соответствующими авиаподразделениями, чтобы те прекратили бомбежку.
