Нет, теперь у нас уже не было, чем обороняться. Дорога на Новиль была буквально забита американскими «шерманами М-4», вездеходами, грузовиками и артиллерийскими орудиями на прицепах. Большинство наших погибли от пуль или осколков или же были заживо погребены под обломками. Чей-то голос из «Петрикса» приказывал личному составу 2-го полка уходить. Зенитные батареи люфтваффе и 263-го полка вермахта должны были оставаться в Новиле и, попытавшись замедлить продвижение американцев, обеспечить наш отход. В общем, предстояла знатная мясорубка.
Мы бегом направились к северной части города. Как раз вовремя, потому что «шерманы» начали обстрел города. Побросав снаряжение в кузов дожидавшегося нас «Опель Блица», мы стали подсаживать сбоих товарищей в кузов. Народу набилось столько, что кое-кому здорово не повезло — сорвавшись вниз, они попали под колеса шедших позади нашего грузовиков. Это уже нельзя было назвать отступлением, это было паническое бегство, причем мы даже не знали, куда бежать.
Так бесславно завершалось наше наступление в Арденнах.
Глава 32. Плен в Бад-Херсфельде
По немногим неповрежденным дорогам мы направлялись на север. Следовали мы почти без остановок — союзники наступали нам на пятки. Несколько дней спустя мы в районе Дуйсбурга пересекли границу Германии, потом прибыли в Эссен. Двое суток спустя дивизию перебросили на северо-восток, в Мюнстер, для пополнения личным составом.
Радио и газеты вопили о победах, о сплочении нации. Мы ни на грош не верили этой пропагандистской трескотне, потому что возвращались с передовой и прекрасно понимали, какова обстановка на фронте. Союзники через Бельгию и Голландию неудержимо устремлялись к границам Германии, а южнее, в районе Аахена, вынудили наши войска капитулировать.
Нас продолжали перебрасывать на запад, мы оказались в Винтерберге, а потом в Эйзенахе. На военных заводах Баутцена, Фрейберга и Хемница изготавливались танки нового типа. 2-й полк СС прибыл в Дрезден для получения пополнения и новой техники. Теперь уже никто из нас не сомневался, что наше наступление на Западном фронте завершилось крахом. Логичным было предположить, что теперь нас отправят уже на Восточный фронт, куда-нибудь в Венгрию или дальше, отбивать жизненно важные нефтеносные районы.
В первую неделю марта 1945 года 2-й полк СС прибыл в Дрезден. Большую часть нашей дивизии действительно перебросили в Венгрию, но мой взвод оставили в резерве. Рольф Хайзер и его бойцы также оставались в Дрездене. Нас гоняли на работы, заставляя возводить укрепления, засыпать песком мешки, рыть противотанковые рвы и устанавливать противотанковые ежи на улицах и дорогах.
К тому времени Дрезден уже лежал в руинах после варварской бомбардировки союзной авиацией 13 февраля 1945 года. Свыше 500 самолетов сбросили на город колоссальное количество зажигательных и фугасных бомб, в результате чего центральная часть города выгорела до основания. Сотни тысяч жителей города лишились крова, а согласно официальным данным, 35 ООО человек мирного населения погибло. Я лично видел, как извлеченные из-под развалин тела погибших складывали в штабеля по всему городу: в городских парках, у церквей и соборов, на футбольном стадионе. Думаю, что число жертв было намного больше — тысяч пятьдесят. Город окутал смрад разложения.
7 марта союзники захватили Кёльн, тем самым создав плацдарм на Рейне у Ремагена. Части 2-го полка СС получили приказ развернуться в районе Бад-Херсфельда для обороны моста у слияния трех рек. Мы с Крендлом грузили снаряжение и радиооборудование на стоявший у ограды «Опель Блиц».
— Интересно, куда это нас собираются забросить? — спросил Фриц.
Я понимал, что он хочет сказать. Мне самому не давала покоя эта мысль еще когда мы уносили ноги из Новиля. И ответил ему словами герра генерала, которые услышал от него еще в Кале: «Всеми способами постарайся выжить в этой войне».
В глубине души я давно понял, что Германия обречена на поражение. Нас по оба фронта стиснули огромные армии противника, мы же не располагали ресурсами, ни людскими, ни материальными, для того, чтобы противостоять им. Любое здравомыслящее правительство давным-давно приняло бы неумолимые факты реальности и попыталось бы, инициировав мирные переговоры, выхлопотать приемлемые условия капитуляции. Политические цели этой войны утратили всякий смысл уже не один год тому назад, и сейчас она сводилась к борьбе за выживание и сохранение всего, что еще не было уничтожено в ее ходе. Это было заметно даже по лицам наших командиров. Нет такого солдата, кто бы находил утешение в осознании того, что все его усилия и жертвы пошли прахом. Я сам пытался отыскать хоть какую-нибудь зацепку для себя в этой войне, и не мог. Я перестал понимать, ради чего она продолжается, и каков мой личный вклад в нее. Когда-то напыщенная риторика и разного рода философские обоснования еще имели смысл. Но не сейчас. Необходимость приложить все усилия ради избавления мира от гнета большевизма более не служила мне путеводной звездой. Однако у меня не укладывалось в голове, как это американцы, англичане, французы, канадцы могут объединиться с большевиками. Что общего может быть у них с ними? Единственное, что я твердо знал, это то, что мне опостылело воевать против кого бы то ни было.
Фриц Крендл посмотрел мне прямо в глаза и сказал: — Что бы ты там ни задумал, Кагер, я с тобой.
Мой план вызрел в Бад-Херсфельде. Воронка у северного конца моста служила нашему взводу отличным наблюдательным пунктом. Эта ямища располагалась примерно в 60 метрах от окраин города, так что туда вполне можно было сесть и спокойно размахивать белым флагом в случае подхода американцев.
Наши командиры в Бад-Херсфельде дали мне почву для размышлений. Они решили, что штурмовой группы численностью в 120 человек вполне достаточно для создания обороны моста и города в целом. Я-то отлично понимал, что сил требуется как минимум вдесятеро больше. Тем более что наша штурмовая группа была укомплектована в основном необстрелянными новобранцами. Тем более что эти необстрелянные новобранцы свято верили в геббельсовскую пропаганду и готовы были сражаться с врагом до последней капли крови. Наш командир поставил нас в известность, что, дескать, мы, как защитники Бад-Херсфельда, подотчетны самому фюреру и что ни о какой сдаче, города и речи быть не может. Нас строго-настрого предупредили, что мы обязаны расстрелять каждого, кто предпримет попытку сдаться врагу. Предупредили нас и о том, что любой акт трусости, малодушия, попытка дезертирства повлекут за собой самые строгие меры не только в отношении нас, но и наших ближайших родственников. Тут уж у меня в голове разверзся ад.
Жители же Бад-Херсфельда понемногу грузили нехитрый скарб на ручные тележки и покидали город. Проходя мимо, они бросали на нас укоризненные взгляды, будто именно мы повинны в выпавших на их долю страданиях. Я взял свой «Петрике», и мы вместе с Крендлом, Бомом, Шпенглером, Рольфом Хайзером, Бертольдом Эрлихманом, Паулем Шультхайсом и Густавом Мёллером отправились к нашей бомбовой воронке у моста.
Мёллер был единственным, кто пришел во взвод из пополнения. Остальные были опытные бойцы, пробывшие на передовой от года до пяти с лишним. Забравшись в воронку, мы в бинокль стали изучать мост. Во время подготовки союзниками атаки в районе Альсфельда мы прослушивали эфир, а данные передавали в штаб. Если союзники, атаковав нас, прорвут нашу оборону, это откроет им путь в Бад-Херсфельд.
