– Останься, – просил Ян. – Здесь не по-русски хорошо. Даже воздух щек не коробит. Среда не агрессивная.
«А ведь правду, шельмец, говорит». Когда Карл Вильгельмович сам был в Лондоне, в свите Его Величества, и гулял по городу, тоже обратил на это внимание. Люди не злые. Не измученные. Не бросаются друг на друга. Не рычат. Что же у нас-то такое дома делается? Перерабатываем? Климат? Или земля такая – тяжелее грехи носить? Наружу прут.
– Останься.
Тут минутная стрелка сровнялась с 12, послышался бой. Елена встала на цыпочки. Ян наклонил голову. Их губы встретились. И… картинка застыла. Ни тпру, ни ну. Ни вперед, ни назад.
– Выходим! Скорее выходим! – Доктор Фунт дернул Кройстдорфа за рукав.
Оба светила подхватили шефа безопасности под локти и ринулись со своих мест. Не тут-то было. Воспоминание остановилось, как заевшая пленка в проекторе. Впору было орать: «Сапожник!» Жаль, что механик не услышит, да и нет тут механика.
К счастью, остававшиеся в комнате ассистенты поняли по слабому подергиванию трех путешественников, что дело неладно, и сорвали с них шлемы, довольно грубо выведя из погружения. Кройстдорфу показалось, что он врезался на игрушечном электромобиле в луна-парке – так его тряхнуло.
– Пап, ты в порядке? – Над ним нависло лицо Варвары.
«А ты разве не в машинке?» – хотел спросить он, воображая их на аттракционе. Но вовремя спохватился.
– В чем дело?
Вся честная компания уже ворвалась в соседнюю комнату. Рыженькая ассистентка дрожащими от испуга руками откинула крышку «боба». Елена лежала в растворе спокойно, без подергиваний и признаков жизни. Точно мертвая. Только по ее лицу разлилась блаженная улыбка.
«Не досталась никому, только гробу одному», – всплыло в голове у шефа безопасности. По эту сторону реальности не было ничего, что могло бы разбудить Спящую Красавицу. А по ту – милый уже целовал ее, и самой Елене вовсе не хотелось покидать тот миг.
– Три кубика адреналина ей прямо в сердце, – командовал Блехер.
«Слоновья доза».
– Вынимайте. Нельзя дать ей впасть в летаргию. Щеки бледные, пульса нет, дыхание на нуле…
– Подождите! – возопил Кройстдорф. – Я вернусь. Позову ее. Она меня слушается.
Светила переглянулись.
– Опасно. Вы же видели, что мы увязаем, как пчелы в варенье.
– Мы, – подал голос доктор Фунт. – А не он. Некоторое совпадение биоритмов позволяло ему двигаться. И тащить его было трудно. Пространство держало. Так что вас, – обратился он к шефу безопасности, – воспоминания госпожи Кореневой не выкинут.
– Но могут и не выпустить, – возмутился нейролог. – Думайте, что предлагаете.
– Пап, не надо. – Карл Вильгельмович впервые видел, чтобы Варька так испугалась за него.
– Не ссы, – сообщил он дочери. – Тебе же самой нравилась Елена.
Девушка закусила губу и уставилась на безмятежное лицо профессорши.
– По-моему, она счастлива.
– Так будет несчастлива. Как все, – бросил шеф безопасности.
Он удалился в соседнюю комнату, надел шлем и по понятной только создателям «боба» червоточине, кроличьей норе, кротовой дыре, змеиному лазу выскользнул в остановившийся мир Елениного счастья.
Картинка застывшего города позабавила Кройстдорфа: «Заскочить бы в МИ-6, нарыть их секретов». Но путешественник мог двигаться только по тому же маршруту, по которому до этого уже прошел за Еленой к Вестминстерскому аббатству. Шаг влево, шаг вправо – он залипал в пространстве.
Хорошо, что на колокольню удалось буквально взлететь, без одышки и отдыха. Елена и Ян продолжали стоять под часами, не разжимая губ и душа дыханием друг друга.
– Госпожа Коренева, – позвал Карл Вильгельмович.
Явно не то, что могло ее пробудить.
– Елена!
Без ответа.
– Нам нужно уходить!
Она не слышала. Да и не могла услышать. С каждой минутой ее внутренняя реальность все больше поглощала Кройстдорфа, встраивая в толпу туристов, рассматривавших с башни панораму города.
– Верните моего папку! – билась Варвара, как обычно, не смущаясь присутствия высоких чинов. – Клянусь, вам влетит от Государя, если вы его так оставите! Ну что он сидит, как морковка в грядке? Дерните хорошенько!
Она так распсиховалась, что наилучший способ помочь пришел в голову не ей, а Ландау. Васе мешали думать крики. Он пошел в коридор, косолапо походил от окна к окну. Свистнул Штифта, посоветовался. Тот закивал, спер два серебряных штырька, потом оба скрылись в «Музыкальном салоне». Им помогала курносая девушка-ассистентка, строившая длинному Штифту глазки.
Она сумела включить мелодии на самую большую сложность – 32 дорожки – и в таком виде наложить их друг на друга. Сначала возникла невообразимая какофония, а потом звуки начали поглощать друг друга, превращаясь в подобие единой музыкальной темы. Там, где затихал чардаш и флейта начинала особенно грустить, в дело вступал охотничий рожок. Пара мчалась по заснеженному полю с высокой стерней. Стремя к стремени. Иногда звонко задевая ими друг о друга.
Потом шла в полонезе. Там, где маршевые литавры слишком отдавались в ушах, начиналась плясовая на берегу.
Кройстдорф сам не понял, что кричит. Мир вокруг терял враждебную липкость, становясь и для него своим. Новая мелодия была запущена. «Боб» перестраивался.
– Елена!
Коренева оторвала взгляд, а потом и губы от жениха. Увидела Алекса, невероятно удивилась.
– Уходим?
Интересно, как?
Теперь Ян залип в пространстве, но все еще тянулся к невесте.
– Руку. – Кройстдорф перешагнул за перила. – Прыгаем.
Елена не испугалась и не отступила. Судя по всему, ей пришло в голову то же самое: смерть во сне – не в зачет. После нее просыпаются, и, по народным приметам, живут долго.
А в воспоминаниях?
– Можешь заснуть на лету?
Может. Только глаза закрыть. И он тоже. Хронический недосып занятого человека. Алекс крепко сжал руку Елены и… чардаш! Они полетели вниз. Их выкинуло из системы спящих.
– Хорошая работа, – похвалил доктор Фунт. – Но сами видите, аппарат придется еще доводить до ума.
– Только не со мной в роли подопытного, – выдавил Кройстдорф. Ему все еще казалось, что он сжимает пальцы Елены.
Коренева очнулась и тоже удивленно смотрела себе на руку.
– Вы ничего помнить не должны, – предупредил Блехер.
– А мы помним, – ворчливо сообщил Кройстдорф. – Во всяком случае, я.
– Это сбой. – Фунт покачал головой. – Может аукнуться.
Тем временем Варвара обнимала вовсе не отца. Она кинулась Васе на шею и чмокнула его в нос картошкой.