В один промозглый день в камине трещали поленья, султан сидел на ковре и играл с Махмудом в шашки и домино. Я видел, что он доволен острым умом мальчика.
— Ты быстро раскусил то, что я задумал, — говорил ему Селим и с улыбкой смотрел на фишки из слоновой кости, которые мальчик нанизал на нитку. — Султан должен знать, что у его противника на уме. Тебе будет легко управлять, когда ты взойдешь на трон.
Каждого правителя Оттоманской империи обучали художественному мастерству, но Селим помимо этого достиг совершенства во многих областях: его страстью были каллиграфия, поэзия и музыка. Он сочинял стихи под именем Ильхами и иногда читал их Накшидиль и Махмуду. Он играл на нэй и приводил обоих в восторг, исполняя собственные изящные композиции. Передав мальчику красивый инструмент, он показал ему, как прикрывать отверстия пальцами и дуть в него, чтобы извлечь звуки.
Иногда Селим и Накшидиль играли дуэтом: он — на флейте, она — на скрипке, а Махмуд молча слушал, наблюдая, как солнечный свет танцует на решетке окна. Иногда они просили мальчика сыграть вместе с ними и помогали тому сочинять небольшие композиции то в европейском духе, то в турецком.
Когда Селим был в настроении, он просил Накшидиль потанцевать, и она проделывала знойные восточные движения, которым ее обучили. Она уговорила его нанять французского учителя танцев, и несколько одалисок стали изучать менуэт и контрданс.
Селим показал им, как надо писать его тугру, знак султанской власти, красивой арабской вязью. Обмакнув в чернила острый конец тростникового пера, он начертал три жирные черные линии, косо поднимавшиеся вверх, а слева нарисовал два кружка, которые накрыли три вертикальные линии. Затем он нанес три перекрещивающиеся черточки, устремленные книзу, а внизу добавил ряд изящных завитков. Мелкими буквами он написал свое имя: «Селим, хан, сын Мустафы, никогда не ведает поражений».
— Тростник — волшебный инструмент, — сказал он, передавая Махмуду тонкую коричневую палочку. — Из него можно извлечь прекрасные звуки, им можно написать прекрасные слова.
Султан помог мальчику окунуть заостренный кончик пера в темные чернила, и юный принц медленно написал свое имя замысловатыми арабскими буквами.
— Когда немного подрастешь, — обещал Селим, — тебя начнет учить Мухаммед Раким, мой личный преподаватель каллиграфии.
Селим расспрашивал Махмуда о том, как проходят уроки религии, и, держа Коран и усыпанный бриллиантами экземпляр коранических стихов, которые мальчик получил на свой пятый день рождения, просил его продекламировать строчки из них.
— Султан-халиф, — говорил он Махмуду, — это высший религиозный руководитель, и ты должен знать слова пророка, законы и догмы ислама. А теперь скажи мне, кто, по словам пророка, вкусит сладкий плод веры?
Мальчик немного подумал и процитировал:
— Сначала тот, кому Аллах и его посланники станут дороже всех. Затем тот, кто любит человека и любит его только ради Аллаха. После этого тот, кто словно огня боится возврата в лоно безбожия после того, как Аллах наставил его на путь истинный.
Мне показалось, что Накшидиль при этих словах вздрогнула, но я не подал виду, будто что-то заметил, и улыбнулся, когда Селим легонько потянул Махмуда за длинный заплетенный локон темных волос.
— Помни, — сказал он, — такие волосы ты можешь носить только в детстве. Когда достигнешь возраста обрезания, их остригут, и ты станешь мужчиной.
В соответствии с традициями Оттоманской империи сообразительных принцев учили скакать верхом на коне, охотиться и стрелять из лука сразу после того, как они начинали ходить.
На шестой день рождения Селим подарил большеглазому мальчишке пони, и принц начал оттачивать мастерство под руководством учителя верховой езды. Иногда Махмуд скакал вместе с братом, оба носились по ровным полям, будто настоящие турецкие воины, очутившиеся в северных степях.
Одним летним днем братья вместе отправились кататься верхом, но когда Махмуд вернулся в покои Накшидиль, она заметила, что мальчик взволнован.
— Что случилось? — спросила она, обняв его.
Мальчик рассказал, что конь Мустафы выскочил перед ним, перекрыл ему дорогу и заставил его арабского скакуна резко отскочить в сторону. Конь сбросил младшего наездника на землю.
— Он извинился? — поинтересовалась Накшидиль.
— Конечно, — ответил Махмуд. — Он сказал: «Мой брат, пожалуйста, прости меня», остановил своего коня и помог мне встать.
— А ты что сказал? — спросил я.
— Чтобы он не беспокоился и жестом предложил ему ехать дальше.
— Я уверен, что это не случайность, — сказал я позднее, когда она поведала эту историю. — Мне кажется, что Мустафа завидует ему.
— Мне даже думать о таком не хочется, — ответила она. — Знаешь, Тюльпан, это ведь большая честь, что султан проводит так много времени с Махмудом.
— Селим уделяет Махмуду больше времени не просто так, — сказал я. — Он живой и способный. А под вашим руководством ему суждено однажды стать великим правителем.
Спустя несколько дней Селим пригласил мальчиков поиграть в сирит. Во времена рождения империи эта игра использовалась для того, чтобы хорошо подготовить кавалеристов в мирное время. Сейчас она превратилась в демонстрацию искусства верховой езды, проверку ловкости и навыков наездников.
В отдаленном садовом павильоне Накшидиль и Айша сидели на подушках, а мы с евнухом Айши Нарциссом стояли позади них. Мы наблюдали за происходящим через окна, а султан занял место в павильоне поближе к полю. Принцы и пажи выбрали, за кого болеть: Махмуд выступал за команду «Гибискус», Мустафа — за команду «Капуста». Семь игроков каждой команды, сидя на резвых скакунах и держа в руках деревянные копья, выстроились в противоположных концах поля лицом друг к другу.
На поле тут же высыпали наездники, и молодые кентавры сразу понеслись навстречу друг другу, пытаясь броском копья выбить соперника из седла. Накшидиль радостно вскрикнула, когда копье Махмуда взлетело в воздух, заставило коня соперника свернуть в сторону и принесло команде «Гибискуса» три очка. Я услышал, как Нарцисс что-то пробормотал, но не разобрал его слов, а понял только, что он сказал какую-то колкость.
Тут в воздухе просвистело копье из команды «Капусты» и угодило прямо в одного из соперников. Накшидиль невольно залюбовалась элегантной выправкой пажа, хотя этот бросок и принес его команде шесть очков.
— Мне страшно, я почти не в силах смотреть, — прошептала она мне, взяв с подноса шербет. — Я знаю, Махмуд пока молод и для обучения у него впереди еще много времени. Все же мне хотелось бы, чтобы мой маленький мальчик победил.
Вдруг копье со свистом полетело в сторону Махмуда, и мы заметили, что он чуть не упал со своего скакуна. Накшидиль съежилась, переживая за мальчика, и чуть не выронила шербет из рук. Солдаты Оттоманской империи сливаются воедино с конями, и принц, которому, возможно, придется вести своих людей в бой, должен удержать равновесие, невзирая ни на какие обстоятельства. Но досаднее всего было то, что копье бросил Мустафа.
