— Что это за люди, которых вы приволокли в мой дом? — Дож раздражался все сильнее и сильнее.
Бонус, казалось, был удивлен и обескуражен тем, что дож сердится.
— Им принадлежит корабль, который…
Продолжить он не успел.
— Уведите их! И найдите мою дочь! — рассвирепел дож. — Если мой ребенок до восхода солнца в полном здравии не будет стоять в этой комнате, то вам, трибунам, придется искать другого дожа! А что это означает для ваших высоких планов — вы и сами знаете.
Альрик не понаслышке знал, что такое закулисные игры могущественных людей. Но они утомляли его. Пришло время исчезнуть, понял он.
Этот Бонус допустил серьезный промах — он убил надежду. Надежду Альрика достичь наконец безбедной жизни, жизни в безопасности и спокойствии, — такой, какой жила его семья когда-то там, на родине. Эта надежда оказалась не более, чем куском пла`вника13, болтающегося в море, — вот как этот нелепый город.
Альрик подал своим сыновьям знак следовать за ним.
— Мы лучше снова будем рубить лед на Этне, — сказал он. — Вулкан более предсказуем, чем все вы, князья мира сего. Идем!
— Постой! — Ингвар с силой потер лоб и встал перед дожем. Правитель со страхом в глазах отпрянул назад.
— Мы найдем твою дочь, — сказал Ингвар, засовывая себе в рот побольше изюма. — И ничего, даже если она уродина. Хорошая награда важнее.
— Трибун! — воскликнул дож. — Выбросьте наконец этих животных на улицу!
Альрик сжал кулаки так, что все три пальца на его правой руке хрустнули. В жизни его называли по-разному, но чтобы князь нелепого городишки, дряхлый старик, пригодный лишь для объятий в постели с одеялом, оскорблял его сыновей — этого он стерпеть не мог.
— Животные, говоришь? — прорычал он. Ярость вернула ему молодечество, и он шагнул к дожу. — Мои сыновья — свободные люди моря. Они могут провести корабль через море, покорить гору и осчастливить женщину. А ты это можешь? Такие, как ты, воспитываются только для того, чтобы жевать, петь, танцевать и наряжаться. Ты, вообще, мужчина? — Альрик в два шага подскочил к столику для рисования и опрокинул его. Папирус разлетелся по полу. Взору открылись чертежи и рисунки кораблей.
Увидев их, Альрик умолк. Он поднял один папирус, другой…
— Не смейте прикасаться к рисункам моей дочери! Уберите руки прочь! — надрывно закричал дож и бросился собирать чертежи.
Альрик выпрямился, держа один из чертежей в руках.
— Это сделала твоя дочь? — спросил он с сомнением в голосе.
На пергаменте был изображен корабль, какого Альрик никогда прежде не видел. Он не был похож на дромон с двойным рядом весел, у него не было паруса на рее и не было тарана. Да и с драккаром у него было общего примерно как у слона со змеей. Это судно было с высокими бортами, как у торгового корабля, только значительно больше. Маленькие фигурки экипажа на палубе, нарисованные умелой рукой, подчеркивали огромную величину корабля. Было видно, что чертежница не особенно старалась угодить кому-то своим рисунком. Здесь работала не маленькая девочка, которая хотела лишь привлечь внимание своего отца. Альрик видел перед собой конструктивно грамотные формы корабля, с указанием соотношения длины, габаритов и веса — цифр, аккуратно выстроившихся на краю листа в колонку.
Дож взял рисунок у него из рук и нежно провел пальцами по папирусу.
— Моя дочь очень любит корабли, — сказал он. И в его голосе появилась нежность, понятная Альрику.
— Сколько ей лет? — поинтересовался он.
— Зимой будет девятнадцать. — Дож осторожно разгладил свитки.
Альрик установил столик на место, и дож сложил чертежи обратно. Старый моряк не мог отвести глаз от рисунков. Неужели все это сделала юная девушка? Их с дожем взгляды застыли на папирусах, и на какое-то время в комнате воцарилась тишина.
— Так что, мне вышвырнуть их на улицу, или вы будете слушать то, что я должен сказать вам, Джустиниано? — не выдержал Бонус, все еще крепко держа головной убор дожа в своих руках.
Никто ему не ответил.
— Я бы очень хотел поговорить с твоей дочерью, — в конце концов сказал Альрик. — Ты скажешь мне, где нам искать ее?
Мательда с силой толкнула входную дверь. Выход из дома Маламокко оказался закрыт! Ей удалось сбежать из кабинета, однако теперь Рустико и Элиас найдут ее здесь, внизу. Она лихорадочно ощупывала дверь, загоняя себе занозы в пальцы, и тут ей пришло в голову: ведь волосы на ее голове сколоты бронзовой шпилькой! А разве не рассказывали, что воры с помощью такого инструмента могут открывать двери? Со стороны лестницы послышались шаги и крики. Наконец она нащупала замок, но ее надежда открыть его шпилькой, как это делали ловкие воры, сразу же растворилась: здесь был запор. Однако что это? Ведь это ключ, ключ! Ключ торчал в замке!
Благодаря халатности домашнего слуги Мательда распахнула дверь обеими руками и выскочила на улицу. Затем снова закрыла за собой дверь на ключ и выбросила его в ближайшую канаву.
Копыта вороного коня гремели по брусчатке и будили город ото сна. На его мощной спине, отчаянно вцепившись в шею и упершись пятками в бока, чтобы ненароком не упасть, лежала девушка, сердце которой бешено колотилось. Жеребец Элиаса был огромным, совсем не для такой миниатюрной барышни, которая и ездить-то верхом научилась лишь благодаря тем редко выпадавшим случаям, когда ей разрешалось сопровождать своего отца на охоту. И даже этой возможностью она могла воспользоваться лишь в окружении заботливых слуг, а сама в ожидании разгоняла скуку тем, что рисовала лица на облаках. Теперь звезды насмешливо смотрели на нее сверху вниз: она сама стала добычей, преследуемой охотниками по пятам.
Конечно, созданное ею препятствие не могло надолго удержать ее преследователей. К тому же хотя бы один из них наверняка является гораздо лучшим наездником, чем она.
Злобные крики за ее спиной становились все громче. Вороной конь Элиаса стал ей подмогой в этом бегстве, но это преимущество уменьшалось быстрее, чем мужское достоинство племянника Маламокко после того, как она свалила его на землю. Холодный пот сбегал по спине Мательды, когда эта сцена всплывала у нее в памяти, словно труп утопленника в лагуне.
Пора было признать, что преследователи догоняют ее. Однако, сказала она себе, коль уж ей не хватает скорости и силы для обороны, нужно пустить в ход другие свои преимущества. В конце концов, она выросла между этими домами и каналами! А как минимум один из ее преследователей был чужаком в этом городе.
Она натянула поводья коня. Животное фыркнуло, и облако пара поднялось от его ноздрей. Вонь лошадиного пота ударила Мательде в нос. Трясущейся рукой она направила вороного в сторону, на обочину.
Старая главная дорога была единственной городской дорогой, вымощенной камнем. По обеим сторонам от нее — только песок и грязь. Конь, беззвучно погружая в них свои копыта, прошел немного в сторону и остановился.
