Туман постепенно стал расползаться клочьями по сторонам, солнце осушило влагу из воздуха, и мир вокруг снова стал видимым. Как минимум отчетливо проявился форштевень с его новым украшением: к старой голове и шее дракона был привязан Бонус из Маламокко. Его ноги отчаянно искали твердой опоры на скользком позорном столбе, руки вцепились в разинутую пасть чудовища, глаза были закрыты, а губы шевелились. Неужели он молился?
— Эй, Бонус! — крикнул Альрик через весь корабль. — Открой глаза. Ты стоишь на вахте, тут спать нельзя!
— На какое время мы оставим его там трястись? — спросил Джамиль. Маленький араб замазывал бочки, заполненные свежей водой.
— До наступления сумерек, — ответил Альрик. — После этого привяжем его к палубе, в таком месте, где он больше ничего не сможет натворить. Эй, Бонус, — крикнул Альрик, — давай! Начинается твоя вахта. Или я оставлю тебя там, наверху, на целую неделю.
Увидев, как трибун вздрогнул, он расхохотался навстречу ветру. А досмеявшись, отдал команде приказ взяться за весла. Кому нужны мачта и парус, когда есть такая команда, как эта? Волны бились о борт корабля, и канаты успокаивающе потрескивали. «Норманну, — сказал себе Альрик, — не нужно больше ничего, только корабль под ногами и небо над головой».
Глава 10
Риво Альто, резиденция дожа
— Это ты приказал посадить чужестранца в тюрьму? — Из руки Мательды чуть не выпала игровая фигурка, когда она, уже уверенная в своей победе, собиралась поставить ее в левый верхний угол доски. «Трис» — так называлась любимая игра ее отца. Еще древние римляне, как он часто объяснял, постигли премудрости этой игры. Хотя самой Мательде это занятие нравилось мало, она радовалась вечерам, которые можно было провести с отцом. А сегодня, спустя столько дней, он сам явился к ней с игровой доской под мышкой.
Джустиниано, не отрывая глаз, смотрел на расположение шести игровых фигур.
— Почему тебя так беспокоит, что с ним будет? — спросил он. — Мы ведь просто хотели избежать риска того, что эти дикари продадут святого Марка франкам. Если вообще они когда-нибудь найдут его! Ну а посадили, чтобы не сбежал…
Сделав следующий ход, Мательда отодвинула игровую фигурку отца в сторону. В трисе вопрос победы заключался не в лучшей стратегии, а в том, чтобы противник первым допустил ошибку. Обычно ее отец был очень сосредоточенным игроком, но с тех пор как он взвалил на свои плечи титул дожа, он стал рассеянным и совершал промашки, за которые сам порицал бы Мательду. После обмена очередными ходами она подняла бровь:
— Так что стало причиной? Или мне лучше спросить — кто?
— Мы обязаны этой важной мерой предосторожности исключительно мудрости братьев Маламокко. Они справедливо заметили, что этот Бьор при первой же возможности сбежит. Так что мы его посадили под замок. Хитрый, умный ход, я считаю.
Еще одна фигурка сменила свое место. Для Джустиниано ситуация на игровой доске становилась затруднительной.
Опять эти Маламокко! Мательда на какое-то время замолчала, чтобы взять свои чувства под контроль.
— Но чужестранец ведь наш гость. Неужели наши гости теперь являются нашими пленниками, отец?!
«Не говоря уже о том, — добавила она про себя, — что он спас меня». Она до сих пор так и не разузнала, что же произошло той ночью. Чужестранцы исчезли, и Рустико она тоже с тех пор не видела. Мательда лишь слышала, что у него распухло лицо, как после драки в таверне.
Джустиниано выпрямился, и раскладной стул затрещал под ним.
— Если я не ошибаюсь, — сказал он, опустив руки на черные подлокотники с львиными головами, — ты сама была заинтересована в том, чтобы удержать здесь одного из этих дикарей. — Он подмигнул.
Мательда была расстроена. Отец прав, с тех пор как она узнала, что эти чужестранцы — мастера в кораблестроении, она потеряла сон. Девушка попросила отца, чтобы тот оставил хотя бы одного из них в Риво Альто, но он сначала возмущенно отказал ей, а теперь она вынуждена признать, что дож выполнил не ее просьбу, а последовал совету братьев Маламокко. К ним, злодеям, а не к ней прислушался ее отец. Вот теперь они добились, чтобы он посадил ее спасителя в тюрьму…
Мательда ловко поменяла фигурки на игровой доске, так что положение дожа стало просто угрожающим.
— Я хочу его видеть, — сказала она тихо. — И поговорить с ним.
— С этим дикарем? — Джустиниано приложил палец к губам и медленно покачал головой. — Этого я не допущу. Он может применить силу.
— Он уже однажды применил ее — когда спас меня! — Мательда передвинула поочередно две фигурки. До победы оставался всего один ход. — Именно он принес меня сюда той ночью, ты помнишь?
— Как я могу забыть то страшное зрелище? Моя дочь на плече дикаря! Одна из его рук покоилась на твоей… твоей… В общем, он приволок тебя сюда, как кусок мяса. — Джустиниано прокашлялся. — Ты же понимаешь, что образцом для нас является великая культура римлян, — сказал дож.
Мательда знала каждое слово, которое последует за этим. Римская империя — любимая тема отца.
— А для римлян, — продолжал Джустиниано, — каждый, кто жил вне города, был животным. Чем дальше от города он находился, тем хуже. — На его лице появилась натянутая улыбка. — Ты знаешь, откуда родом эти чужестранцы и как они попали сюда? Они с Севера. Это мне сказал сам Альрик. Представь себе — из такой местности на свете, которая не удостоилась внимания даже могущественной Imperium Romanum. Кто эти бестии из лесов, непредсказуемые и опасные? И к такому дикарю я должен отпустить свою дочь? Никогда!
Джустиниано с шумом сдвинул фигуры в центр, нарушив победное положение Мательды в трисе. Теперь он мог выиграть партию.
— В какую тюрьму ты приказал его посадить? — просто спросила она.
— Ты будешь держаться от него подальше!
Рука Мательды нерешительно застыла над игровой доской. Было очевидно, что любой ее ход вел к проигрышу.
— В какую, отец?
Ей было все равно, что она будет делать потом, она надеялась на удачу.
— Я скажу тебе, — ответил дож, — лишь потому, что ты никогда не осмелишься отправиться туда. Заложник влачит свои дни в Яме страха. Среди насекомых этот варвар определенно чувствует себя как дома! — Джустиниано сделал свой последний ход — весьма глупый.
— Смотри-ка, ты выиграла, — заявил он с деланым сожалением.
Мательда с удивлением уставилась на игровую доску. Она смирилась бы с поражением. Но то, что отец дал ей выиграть, как ребенку, чтобы не плакал, хотя Виктория явно склонялась в его сторону, было уже чересчур. Горький привкус унижения появился на языке.
Одним прыжком она поднялась и сбросила доску триса со стола. Игровые фигурки запрыгали по сторонам, словно семейство мышей, в гости к которым пожаловала кошка. Мательда выбежала из помещения.
