Альрик ничего не имел против крепкой руки Яа на своем плече.
Александрия… Половина путешествия позади. Как только они возьмут реликвию на борт, сразу же отправятся назад в Риво Альто. Там к ним присоединится Бьор, а вместе с ним — и богатство князей лагуны. Казалось, сами норны улыбались «Висундуру» с небес. Однако вместе с шумом ветра, ударами волн и скрипом руля в ушах Альрика все еще звучал хриплый голос толкователя рун.
Солнце робко выглянуло из-за горизонта, когда «Висундур» достиг гавани Александрии. Джамиль оказался прав: источником жуткого света действительно было то, что находилось на самом верху башни, вздымавшейся так высоко, словно она хотела нанизать на себя облака. Настоящий каменный колосс.
Когда «Висундур» скользил мимо маленького острова, служившего башне фундаментом, команде пришлось вытянуть шеи и задрать головы, чтобы увидеть вершину столпа. Нижняя часть строения была четырехугольной, облицованной белым камнем и усеянной множеством отверстий. Над ней поднималась восьмиугольная часть башни, чуть поменьше. Как узнал Альрик уже в Миклагарде — или Константинополе, как называли византийцы свою столицу, — эти отверстия не были бойницами или даже окошками, чтобы любоваться видом. Они служили для того, чтобы высыхал строительный раствор. Ведь могучее сооружение опиралось на каменные стены, такие массивные, что туда не проникал свежий воздух, без которого строительный раствор мог бы вечно оставаться влажным и мягким.
Сейчас же мастера-строители явно занимались ремонтом башни. Ее верхушка частью обвалилась, да и в каменной стене, охватывающей подножие, виднелись трещины. К колоссу со всех сторон были приставлены строительные леса, и рабочие, в одних лишь набедренных повязках и платках на головах, карабкались по ним.
— Кажется, здесь была война, — сказал Альрик.
Хотя вода в этой большой гавани едва двигалась, он держал румпель крепко, обхватив его обеими руками. На правом борту рядом с ним сидел Магнус. Брызги то и дело омывали его ноги.
— Возможно. Хотя я не вижу следов пожара, — заметил он.
«Висундур» медленно огибал остров.
— Действительно, — поднял Альрик взгляд на башню. — А откуда же тогда взялись эти трещины, способные повалить даже такого гиганта?
— Да может, сами александрийцы и наделали трещин. Посмотри, как они карабкаются по лесам. Непонятно, они ремонтируют башню или разбирают ее?
— Тогда они вряд ли стали бы поддерживать огонь на ее вершине, — возразил Альрик.
На верхней платформе маяка виднелась серая гора пепла высотой почти в человеческий рост — видимо, с костра прошлой ночи. Несколько мужчин были заняты тем, что сбрасывали этот пепел вниз, ветер подхватывал его, разнося вокруг в виде серебристых кренделей.
С их кораблем поравнялась барка. Штевень был высоко поднят и образовывал полукруг на ее носу. Лодкой правил один-единственный мужчина. Он что-то крикнул по-арабски и помахал рукой.
— Джамиль! — позвал Альрик. — Чего хочет этот человек?
Джамиль проворно запрыгнул на борт «Висундура», вскарабкался оттуда на одно из лежащих на воде весел и, балансируя, прошел по нему столько, сколько было нужно, чтобы приблизиться к барке и забраться в нее.
— Это был байло, — разъяснил, вернувшись, маленький араб. — Вроде начальника порта.
— Он хотел денег? — спросил Альрик.
— Денег, и еще хотел узнать, какой мы веры, — ответил Джамиль и погладил себя по тонким усам над верхней губой. — Он спрашивал, не христиане ли мы ненароком. Конечно, мне удалось убедить его в противоположном.
Альрик наморщил лоб:
— Какая ему разница, христиане мы или мусульмане?
— Для христиан есть отдельная гавань, дальше на запад. Там больше таможенный сбор и плата за стоянку.
Одним рывком Альрик подтянул румпель к себе. Корабль отреагировал моментально и накренился набок.
— Как вовремя мы об этом узнали, Джамиль! Теперь надо следить за тем, чтобы наш пассажир не проболтался, что у нас на борту все-таки имеется один христианин.
— И еще кое-что, — кивнул Джамиль и смахнул со лба прядь черных, как ночь, волос. — Байло предупредил нас, чтобы мы не посещали кварталы, где живут христиане и евреи. Он сказал, там скоро будут восстания. Потому что наместник начал уничтожать христианские церкви. — Джамиль понизил голос. — А затем он рассмеялся и сообщил, что на улицах валяется полно всякого барахла из храмов неверных и что скоро они выбросят собакам старые кости, которым молятся христиане.
— Ах, Александрия! — вздохнул Абдулла. — Говорят, что ты город с четырьмя тысячами дворцов. С четырьмя тысячами купален. Двенадцать тысяч купцов предлагают свежее масло на твоих улицах, двенадцать тысяч садовников ухаживают за твоей красотой. Четыреста театров заманивают к себе сорок тысяч жителей, и столько же евреев платят дань. И они платят эту дань с удовольствием, потому что за это им разрешается жить в твоих стенах.
Он умолк и стал аккуратно подниматься по обвалившимся каменным руинам. Взобравшись на самый верх, наместник огляделся по сторонам.
— А сейчас посмотри на это, Якуб. Жалкие руины — все, что осталось от минувшего блеска этой жемчужины городов! И мы попираем эти останки нашими ногами. Ну разве мы не варвары?
— Та эпоха, о которой ты говоришь, Абдулла, еще не знала христианской истории. — Якуб пнул ногой обломки кирпича. — Мы лишь расчищаем город от ила, нанесенного на его тело христианской мутью.
В нос ударило дымом, и у Абдуллы защипало в глазах. Он моргнул. Всего несколько дней назад на этом месте стояла церковь Святого Павла. По крайней мере, так ее называли копты — египетские христиане. Абдуллу мало волновало, кем был этот Павел, просто купол строения возвышался над плоскими крышами христианского квартала и приветствовал его, наместника, издали, когда он стоял на балконе своего дворца, предаваясь вечерним размышлениям. А теперь по одной из стен этого христианского храма протянулась сильная трещина. Словно рана от копья, которым приканчивают на охоте диких кабанов, в стене храма зияла дыра. За стеной, в самой церкви, его люди разбирали церковное добро. То, что они считали не имеющим ценности, бросали в костер.
Абдулла немигающим взглядом уставился на пламя.
— Берберы, — напомнил наместник. — Они уже явились в город, чтобы отомстить?
— Пока нет, — ответил Якуб. — Но ждать осталось недолго. Если бы хоть один из неверных посмел так обращаться с мечетью, то поднялся бы весь исламский мир.
Абдулла подобрал кусок известковой отделки. На одной стороне штукатурки можно было разглядеть краску — как напоминание о настенных фресках. Он задумчиво растер кусок штукатурки между пальцами.
— Но это уже третья церковь, — заметил он. — Не будем же мы уничтожать все христианские храмы?!
— А почему бы и нет? — прозрачные, как кристаллы, глаза Якуба быстро пробежали по внутреннему двору храма. Когда он увидел своих приспешников, пытавшихся скрыться с добычей, он крикнул им: — Неужели я вам так мало плачу, что вы вынуждены воровать у меня?
