Утром с юга на лагуну навалились огромные облака тумана, превратив ее в сказочную картину, хорошо известную Мательде по рисункам. Из темно-серой воды вокруг маленького острова сквозь туман выглядывали присыпанные снегом стебли камыша. В небе парила чайка.
Мательда училась вязать узлы. Бьор сказал, что самые важные из них надо научиться вязать с закрытыми глазами, иначе она не сможет помогать ему в море, ведь им придется плыть под парусами даже ночью, а луна не всегда является другом моряков.
Вообще говоря, Мательде не хотелось плыть вместе с Бьором. Корабль, как и договаривались, будет ему предоставлен, и может быть, норманн даже вернет его назад. Но выходить в море девушка не собиралась, тем более отправляться в далекий Египет, в каком бы конце света он ни находился.
Мательда уже все руки исколола канатом, но завязать узел никак не получалось. Настойчивость ее ослабевала. Девушка поднесла свободные концы каната к лицу и тяжело вздохнула: никогда в жизни у нее не получится изображать из себя мореплавательницу, никогда она не покинет лагуну и не оставит своего отца в руках у Маламокко.
— Заходи сюда, дочка дожа! — раздался из сарая голос Бьора и разнесся над водной рябью, возникшей от тихого ветра. Всю ночь изнутри доносились звуки инструментов, музыка пил и свист рубанка. Бросив последний взгляд на чайку, Мательда вернулась в сарай.
За прошедшую ночь «Эстрелла» сильно изменилась, из скелета превратившись в настоящий корабль. Бьор показал Орсо, Спатариусу и Мательде, как подготовить «Эстреллу» к ее первому плаванию. Плавать-то она сумеет, выдал под конец работы вердикт норманн, почесав в затылке, а вот выдержит ли плавание в открытом море, это еще вопрос.
Бьор принес свернутую в рулон материю для паруса.
— Прямой парус будем поднимать или латинский? — решил он посоветоваться.
— Откуда мне знать? — бросила Мательда короткий взгляд на кусок неокрашенной шерсти, лежащий у ее ног. Парус блестел от жира, которым натер его Спатариус.
— С одной стороны, — сказал Бьор, — ты сама сконструировала этот корабль. А с другой — форма паруса разрабатывается в соответствии с силами экипажа.
— Нет у нас никакого экипажа, — пробурчала Мательда. — Ты утверждал, что можешь плыть на «Эстрелле» под парусом самостоятельно. Неужели передумал?
— Да хоть до Нифльхейма, лишь бы корабль выдержал, — ухмыльнулся себе в бороду Бьор. — Дело в том, что в одиночку я могу плыть только под латинским парусом, но с прямым я бы плыл быстрее. Вот только я не могу одновременно управлять им и рулем.
Он выжидательно смотрел на Мательду.
— Но разве латинский парус не лучше? — Мательда понимала, что Бьор хочет добраться до своего отца как можно быстрее. Если тот, конечно, еще жив. — Я понимаю твою заботу о своем отце, — смягчила она свой тон, — но мне тоже нужно позаботиться о своем. Ему сейчас очень нелегко.
— И он умрет от разбитого сердца, если его дочь сейчас же не окажется снова в его объятиях! — прозвучало со стороны двери.
Мательда резко обернулась. Четыре фигуры появились из тени: двое мужчин из городской стражи и…
— Отец! — воскликнула Мательда и, хотя разум подсказывал ей отступить назад и спрятаться от стражников за Бьором, она моментально бросилась к Джустиниано, став гладить его по спине и припав щекой к его щеке.
Дож пробыл в ее объятиях на людях даже дольше, чем она могла ожидать. Наконец отстранив ее, Джустиниано попытался сделать строгое лицо, но ему это так и не удалось.
— Ты выглядишь не очень хорошо, — отметил с недовольством Джустиниано, и Мательда опустила глаза. Это было справедливо, сказывались работа в сарае и события прошедших дней и ночей: платок на плечах был весь в пятнах от пихтовой смолы, руки — грязные, с натертыми мозолями, волосы выбились из-под капюшона…
Мательда поспешно заправила несколько выбившихся прядей обратно и наконец решила узнать наверняка:
— Откуда ты узнал, что я здесь? Фредегар? Плотник пришел к тебе и сдал нас, да?
Джустиниано кивнул и, словно учуяв что-то, потянул воздух носом.
— Твое дыхание! — скривился дож. — Оно обычно пахнет вкусно, а сейчас я чувствую запах вяленого мяса и вина. — Он отступил на шаг и внимательно посмотрел на свою дочь. — Когда я увидел твою мать в первый раз… — начал Джустиниано. Но лишь махнул рукой, отгоняя от себя воспоминания. — Я пришел сюда не как твой отец, а как дож городов лагуны. Тебе нужно явиться в резиденцию.
— Зачем? Ты хочешь бросить меня на съедение Маламокко?
Вдруг рядом с ней вырос Бьор.
— Может, мне выкинуть этих слуг проституток на улицу? — поинтересовался он и отбросил парус в сторону. Тяжелая материя с громким хлопком упала на пол.
— Прояви уважение к моему отцу! — упрекнула Мательда Бьора. Неужели все мужчины вокруг нее думали только о силе, власти и деньгах?
— Ты помнишь свои обвинения в отношении Рустико из Маламокко? — спросил Джустиниано, с недоверием поглядывая на Бьора.
— Вопрос заключается в том, помнишь ли ты об этом? — горько заметила Мательда. — Неужели ты все еще не посадил его в тюрьму?
— Я бы с удовольствием сделал это, — признался дож. — Но мне нужна обвинительница, слухов недостаточно. Ты должна повторить то, что услышала из уст Рустико в его доме. Поэтому я прошу тебя — пойдем со мной.
Он протянул руку, видно, ожидая, что Мательда ухватится за нее. Но дочь скрестила руки на груди.
— Я бы с удовольствием пошла с тобой, — сказала Мательда, — но я обещала Бьору помочь ему строить корабль. Он беспокоится о своем отце и команде.
В тот же момент лицо Фалери появилось рядом с ухом дожа. Губы трибуна двигались быстро и беззвучно. Джустиниано кивнул.
— Кроме того, мы должны посадить в тюрьму норманна. Он наш заложник. Его скверным стражником мы займемся позже. — Он бросил на Орсо такой мрачный взгляд, что стражник застыл от ужаса. — А вы с норманном пойдете с нами. И немедленно!
— Но как же корабль? — взволнованно требовала ответа Мательда, окидывая взглядом корпус корабля. Неужели теперь, когда до спуска на воду осталось совсем немного, все окажется напрасным? — Посмотри же на него! Это будущее нашего города. Если он будет плавать так хорошо, как я мечтала, то Риво Альто да и все города лагуны смогут навсегда выйти из подчинения Византии или Аахену. Тогда мы будем хозяевами моря, такими, как когда-то были римляне!
— Римляне… — повторил Джустиниано, следя за взглядом своей дочери. Только теперь он, казалось, заметил корабль и подошел на шаг ближе, стараясь, однако, не подступать слишком близко к Бьору.
Сама Мательда словно впервые видела свою «Эстреллу». Это была уже не куча древесины, хрупкий скелет из шпангоутов и каких-то палок, и не тысяча часов напряженной работы. Корабль наконец выглядел как единое целое. Все, до заклепок и конопатки, было собрано в целостный корпус, которому высокий фальшборт придавал изящную форму и необходимую жесткость, а руль, над которым полночи работал Бьор, казалось, лишь только и ждал, чтобы его опустили в море, готовый направить «Эстреллу» хоть на край света.
