В «Воспоминаниях и приключениях» Дойл писал: «В каждом человеке скрывается потенциал разных возможностей. Среди этих разнообразных вариантов моего внутреннего "Я" есть и умный, зоркий детектив, однако, чтобы найти его в действительной жизни, я должен отбросить все другие мысли и заботы: особое настроение охватывает меня, лишь когда рядом в комнате никого нет. Тогда я добиваюсь результатов, и несколько раз мне удалось методом Холмса решить проблемы, которые ставили в тупик полицию». Адриан Дойл впоследствии рассказывал об этих периодах, когда отец, озадаченный чьей-нибудь новой тайной, на два-три дня запирался с трубкой в своем кабинете, отвечал на вопросы невпопад и мог выйти на улицу в разных ботинках – все домашние понимали, что происходит, и старались не попадаться ему на пути.
В другой раз молодая медсестра написала Дойлу о своем исчезнувшем женихе-датчанине: доктор тем же самым методом нашел жениха, а заодно разъяснил девушке, что беглец ее не стоит. Бывали, конечно, и случаи, в которых Дойл не сумел разобраться, как ни ломал голову: однажды, например, его знакомый издатель получил (на адрес фирмы) заказное письмо из Канады, адресованное его бывшему сотруднику, уже давно умершему. Письмо вскрыли – в нем были чистые листы бумаги. Доктор провел не один день над этими листами, обращался за консультацией к экспертам-химикам, но никакие слова на бумаге так и не проступили. Отгадки не было. Дело это так занимало Дойла, что он спустя много лет написал о нем в мемуарах.
Дойл, конечно, не на все просьбы откликался – иначе у него бы не осталось времени ни на что другое. Не мог он, подобно Холмсу, подменять собой полицию, да и не хотел – все-таки писатель должен писать, а не рыскать по всему свету с лупой. То просят собачку отыскать, то доказать супружескую неверность. Когда на богатого польского дворянина пало подозрение в убийстве и его родственники предложили Дойлу взяться за это дело, пообещав выслать в письме незаполненный чек, в котором он может проставить любую сумму, он отвечал с ледяной учтивостью, что не имеет возможности заняться их проблемой. Холмс тоже не очень жаловал клиентов, размахивающих толстыми кошельками. Из Польши же ему писала несчастная больная девушка, прикованная к постели, – никакой тайны не предлагала, а молила прислать для ее библиотеки его книги, которые она любит больше всех других книг на свете. Растроганный доктор в тот же день собрал громадную посылку, на каждой книге поставил автограф, но случайно узнал от своих собратьев по перу, что от этой польки получали письма чуть не все писатели Европы, причем написаны они были под копирку. Дойл обиделся и посылку не отправил. Быть может, девушка и впрямь была тяжело больна, но нельзя безнаказанно оскорблять авторское самолюбие.
Писали доктору отовсюду – из России в том числе. Ни сам доктор, ни его секретарь русским не владели, так что послания, написанные не по-английски, отправлялись, увы, сразу в корзину; среди тех, которые были написаны русскими на его родном языке, как-то тоже не оказалось ни одного, которым бы он согласился заняться. Порой в письмах, которые получал доктор Дойл, содержались не детективные загадки, а мистические; не обошлось и без предложений отыскать затонувший корабль, полный сокровищ. Речь шла об английском паруснике «Гросвенор», на котором якобы вывезли из Бомбея знаменитый «Павлиний трон» – реликвию могольских падишахов. Доктор над этим предложением много думал, принимал участие в обсуждениях, рисовал карты, но плыть за сокровищами так и не решился – слишком много дел было дома.
А вот еще удивительная в своем изяществе история: когда в 1926 году Агата Кристи совершила свой знаменитый загадочный побег из дому, разгадать тайну ее исчезновения взялся – наравне со многими другими (Эдгаром Уоллесом, например) – и Конан Дойл. Он прочел об исчезновении в газетах, когда Кристи отсутствовала уже неделю. Как рыцарь Британской империи, он имел почетную должность депутатлейтенанта Суррея; эта должность давала право доступа к полицейским документам. Доктор изучил их, но дедукцией на сей раз не воспользовался. В 1920-м он опубликовал статью «Новый взгляд на старые преступления», где утверждал, что в некоторых случаях полиции стоит прибегать к помощи экстрасенсов и это может давать результаты. Дойл попросил у полковника Кристи, мужа Агаты, ее перчатку; он показал перчатку медиуму Хорэйсу Лифу, а тот назвал имя владелицы, сказал, что дама находится в полубессознательном состоянии, но жива, а также разъяснил причины ее поступка (о которых, заметим, было нетрудно догадаться, зная обстоятельства частной жизни семьи Кристи в тот период) и обещал доктору: «В следующую среду вы о ней услышите». Агату Кристи, как известно, нашли вечером вторника – но Конан Дойл узнал об этом только в среду. Престарелый король детектива отправляется на поиски молодой королевы детектива, показывая волшебнику ее перчатку, – это просится даже не в роман, а в сказку.
От сказок – обратно к прозе, да такой жуткой, что никакому писателю не выдумать.
«Мы являемся современниками величайшего преступления, совершенного когда-либо за всю историю нашего мира, и тем не менее мы, кто не только мог остановить его, но и обязан был это сделать в силу обязательства, скрепленного клятвой, ничего не делаем. Это преступление продолжается вот уже 20 лет».
Доктор Дойл написал эти слова не об уголовном преступлении: когда убивают не одного, а миллионы – или хотя бы сотни людей, – это в нашем мире считается не убийством, а политикой. Он писал об африканском государстве Конго.
В последней четверти XIX века территория Конго стала объектом соперничества колониальных держав. В 1876 году бельгийский король Леопольд II организовал под своим председательством Международную ассоциацию для исследования и цивилизации Центральной Африки, в 1878-м – Международную ассоциацию Конго. Под прикрытием этой ассоциации он с 1879 по 1884 год захватил обширные территории в бассейне реки Конго и объявил их «Свободным государством Конго». Обратим внимание: это была не колония в общепринятом смысле, а личное, частное владение короля. До Леопольда на территории Конго проживало примерно 30 миллионов человек; он сократил это население в два раза.
На территории Конго добывали слоновую кость и еще каучук – вещь дорогую, пользовавшуюся громадным спросом. Леопольд ежегодно получал на одном каучуке 360 тысяч фунтов чистой прибыли. В мае 1903-го Эдмунд Морель, журналист и агент ливерпульской судоходной компании, опубликовал на страницах газеты «Уэст африкэн мейл» сенсационную статью, сопровождавшуюся фотографиями, о положении коренного населения Конго. На британского читателя обрушился фантастический, невообразимый кошмар. В отчете говорилось о женщинах, которых держали прикованными к столбам в качестве заложниц до тех пор, пока мужчины не вернутся с собранным каучуком, и о бельгийских карательных экспедициях, которые, демонстрируя свою безжалостность, возвращались на базы с корзинами, полными отрубленных кистей рук. В том же году Роджер Кейзмент, британский консул в Киншасе, по поручению правительства подготовил уже официальный отчет о положении в Конго. Все подтвердилось: казни (в том числе детей), пытки, увечья, принудительный рабский труд. Последовали новые и новые комиссии – британские, американские, шведские, бельгийские, – и все они привозили из Конго материалы один страшнее другого (Леопольд и в ус не дул). Кейзмент и Морель организовали «Ассоциацию в поддержку реформ в Конго». В нее входили более ста членов британского парламента и других влиятельных людей. Конан Дойл был среди них:
