На осень у доктора Дойла была запланирована поездка в Скандинавию. Но она не состоялась.
«– Мы чувствуем, что вы необходимы более здесь, в Англии. Англия ведет мир за собой. Если Англия примет наши идеи, то мы таким образом проложим путь к любой другой стране. Вы ослабите нашу энергию, если уедете сейчас. Нужно быть здесь и ковать железо, пока горячо.
– Но зимой я и так буду читать лекции здесь.
– Мы хотим, чтобы вы остались, но мы не можем запретить вам ехать. Поверьте, что мы видим дальше, чем вы.
– Я приму ваш совет».
Этот диалог с мудрым Финеасом состоялся 17 июля 1924 года. Нас не оставляет подозрение – быть может, несправедливое, – что леди Конан Дойл просто надоели бесконечные поездки. Так или иначе, но Дойлы остались дома.
В этом же году – так, во всяком случае, считает большинство биографов, – вновь возник вопрос о пэрстве. К доктору был прислан с деликатным поручением его дальний родственник, преподобный Ричард Барри-Дойл: он намекнул, что Дойла хотели бы пожаловать титулом, но с одним условием: перестать пропагандировать спиритуализм. Для доктора это было примерно то же самое, что перестать дышать. Так он и не попал в палату лордов...
1924-й подарил нам еще два рассказа о Холмсе: «Три Гарридеба» («The Adventure of the Three Garridebs»), где Холмс отказывается от титула, и «Знатный клиент» («The Adventure of the Illustrious Client»), в котором у Холмса появляется новый помощник, как будто позаимствованный у Честертона – раскаявшийся преступник Джонсон, – а сам Холмс совершает кражу со взломом и ему даже грозит уголовное преследование. В финале «Знатного клиента» Холмс произносит краткую тираду о грехах и Божией каре. Все-таки уверовал? А с чего мы, собственно, взяли, что он когда-то был материалистом? Атеистом он уж точно не был: с самого начала саги он чуть не в каждом втором рассказе роняет пару общих слов о Провидении. Также никогда не говорилось, что он отрицает бессмертие. Нет, Холмс не изменился: он был и остался верующим рационалистом.
Но с Челленджером ситуация иная. Осенью Дойл приступил к новому роману «Страна туманов» («The Land of Mists»). Его у нас – как и «Долину ужаса» – долго не печатали, так что человек, не прочитавший роман в детстве, вполне может быть с ее текстом не знаком; взрослый же, узнав, что это роман о спиритизме, читать и не станет (хотя если заменить спиритизм на парапсихологию, прочтет непременно). Скажем так: это роман о паранормальных явлениях, и в нем профессор Челленджер и журналист Мелоун становятся убежденными спиритуалистами. Дойл не очень любил «впихивать» спиритизм в свою беллетристику. Но спиритизм стал частью его жизни, очень большой частью: об этой жизни он не мог хоть раз не написать всё, что знал, и человек, которому любопытен мир тогдашних спиритов, найдет в этой книге «всеобъемлющую картину» их деятельности, с разными организациями, с узнаваемыми прототипами и бытовыми подробностями.
Книгу много критиковали – в частности, за то, что превращение лондонского репортера и ученого-естественника в спиритов выглядит крайне неубедительно. Сейчас говорят, что эта вещь слабая, скучная, устаревшая. Что ж, давайте разбираться: убедительно или нет, устарела или не очень. И вообще, «Страна туманов» заслуживает подробного рассмотрения: ведь в ней Дойл отчасти описывает свой собственный путь к спиритизму, описывает занятнее, живее и искреннее, чем в теоретических трудах; может, если мы внимательно прочтем «Страну туманов», нам наконец станет понятно, как доктор «докатился» до своих теорий?
Челленджер уже в «Отравленном поясе» проповедовал жизнь после смерти; было бы вполне естественно, если бы его воззрения продолжали развиваться в заданном направлении. Кроме того, профессор уже не тот, что был: умерла его любимая. Благодаря своей дочери Энид он снова смог «включиться в жизнь», но любить жену не перестал: главные его помыслы отныне устремлены «туда». Так что его погружение в страну туманов с психологической точки зрения было бы вполне оправданно. Как знать, быть может, если бы доктор Уотсон умер, осиротевший Холмс понял бы вдруг, что лишился значительной части своей души, и тоже захотел бы хоть изредка поговорить с покойным другом?
Мелоун тоже изменился – ведь прошли годы. «Юноша превратился в мужчину. Внешне он мало переменился, разве что усы стали погуще, округлилась талия, а лоб прорезали морщины – следы новых условий жизни в послевоенном мире». Мелоуну в «Затерянном мире» лет 25, во всяком случае, так его воспринимает читатель, следовательно, сейчас ему нет сорока; могло еще и не быть морщин. Как-то он быстро постарел и стал весьма похож на Артура Конан Дойла – больше, чем какой-либо другой из когда-либо придуманных доктором персонажей.
Итак, обстоятельства жизни Челленджера вроде бы таковы, что ему и провозглашать спиритизм, а Мелоуну, который никого не потерял и всегда был скептиком, следует с профессором спорить. Тем не менее Дойл принял совершенно иное решение: когда Мелоун в качестве репортера собирается идти в спиритическую церковь и робко замечает, что «есть же что-то такое непознанное», Челленджер его жестоко высмеивает.
«– И все же их поддерживают весьма достойные люди, – произнес Мелоун. – Что вы скажете о Лодже, Круксе и прочих уважаемых гражданах?
– Не стройте из себя дурака, Мелоун. И у великих есть слабые стороны. Своего рода оскомина на здравый смысл. Неожиданно впадаешь в идиотизм. Что и произошло с этими людьми. Нет, Энид, я не знаком с их доказательствами, да и не собираюсь знакомиться: существуют очевидные вещи».
Профессор, таким образом, предстает воплощением тех самых предвзятых людей, которые априори отвергают спиритизм, даже не дав себе труда вникнуть в проблему. Но он – человек честный, и добросовестность ученого не позволяет ему умолчать об одном факте, который его мощнейший интеллект не в силах объяснить: однажды ему на краткий миг почудилось присутствие умершей жены.
Но и после этого признания Челленджер вовсе не склонен менять свою точку зрения. Мелоун с Энид отправляются к спиритам. Зал набит до отказа, публика – мелкие торговцы, администраторы магазинов, крепкие ремесленники, женщины, измученные повседневными заботами, и немногочисленные молодые люди, пришедшие любопытства ради. Дойл описал свою типичную аудиторию. «Все они имели между собой какое-то неуловимое сходство, оно крылось не в особом отпечатке изысканности или интеллекта, а в безусловной открытости, честности и здравом смысле. Да, эти люди были искренними. И не походили на умственно отсталых. И все же, глядя на них, Энид и Мелоун испытывали жалость. Грустно, когда тебя обманывают в деле столь личном, когда мошенники играют на самых святых струнах твоей души, используя в нечистых целях любовь к почившим дорогим тебе людям». Мелоун уверен: сейчас присутствующих начнут морочить мошенники. И в самом деле: при чтении описания спиритической службы возникает ощущение, что Конан Дойл задался целью высмеять и разоблачить спиритов. «Дух из Атлантиды оказался непроходимым тупицей. Он изрекал такие явные глупости, нес такой откровенный вздор, что Мелоун, не удержавшись, прошептал Энид, что если умственное развитие духа соответствовало стандарту того времени, то можно только приветствовать гибель Атлантиды». Затем на сцену выходят другие медиумы и все как один выглядят придурками и мелют комический вздор. Неужто доктор Дойл решил отречься от своих взглядов?
