Между тем в июле «Стрэнд» опубликовал «Скандал в Богемии», в августе – «Союз рыжих», в сентябре – «Установление личности». Уже по этим трем рассказам стало очевидно, что проект удался. Читатели были в восторге: Холмс оказался именно тем персонажем, что нужен для «семейного чтения». Тираж «Стрэнда» увеличился уже после июльского номера. Как-то раз Дойл переплывал Ла-Манш на пароме и отметил, что чуть не все пассажиры держали в руках свежий номер журнала. «Раньше англичанина за границей узнавали по костюму. Теперь будут узнавать его по журналу „Стрэнд“ в руках».
У Ньюнеса было шесть холмсовских рассказов: Конан Дойл не предполагал писать их больше, но «Стрэнд» настаивал на продолжении. Скажем сразу, что Дойл был самым популярным автором «Стрэнда» – и самым прибыльным. С 1891-го по 1930-й редкий выпуск журнала обходился без его рассказов или статей.
В газете «Лондон иллюстрейтед ньюс» публиковались иллюстрации художника Уолтера Пейджета; они понравились художественному редактору «Стрэнда» Буту, и тот рекомендовал Пейджета Ньюнесу. Письмо с предложением Пейджету иллюстрировать рассказы Конан Дойла по ошибке попало к его старшему брату Сиднею, тоже художнику. Рисовать Холмса стал Сидней, а в качестве модели он по иронии судьбы выбрал своего брата Уолтера, худощавого, высокого, красивого (не слащавой, а «благородной» красотой) и, как решил Сидней, прочитав рассказы, похожего на Холмса. Иллюстрации понравились Ньюнесу и Буту, но не доктору Дойлу. Он задумывал Шерлока кем угодно, только не красавцем. Но читателям и в особенности читательницам образ, созданный Пейджетом, пришелся по душе (всего Пейджет сделал 356 рисунков к 38 произведениям Дойла, прежде чем умер в 1908 году).
История, не знающая сослагательного наклонения, не может дать нам ответа на вопрос, что было бы, если б Холмса нарисовали уродом. Скорей всего, ничего бы не изменилось, ведь смешного коротышку Пуаро и толстяка Ниро Вульфа тоже полюбили. Для народной любви, в том числе и дамской, красота совсем не обязательна. Во всяком случае, доктор (бывший доктор, строго говоря, но уж очень ему подходит это определение) Дойл был недоволен, но возражать не посмел: несмотря на свою популярность и востребованность, он все еще сильно робел перед издателями.
В начале октября 1891-го Смит и Ньюнес насели на Дойла, требуя написать еще шесть холмсовских рассказов. Доктор колебался. Первую полудюжину он написал легко, но теперь сюжеты, казалось ему, иссякли. И он очень хотел наконец взяться за свой роман о канадских гугенотах, материалы для которого собирал все лето; в основу на сей раз были положены работы американца Фрэнсиса Паркмена, исследовавшего историю борьбы французов за господство в Новом Свете, а также мемуары придворных Людовика XIV. К тому времени уже появились рецензии на «Белый отряд» – исключительно хвалебные, но, как уже говорилось, хвалили автора не совсем за то, за что бы ему хотелось. Проповедь патриотических чувств, кстати сказать, оценили – такие вещи ценят всегда и везде, – но серьезным историческим трудом роман признавать никто не хотел. Сэр Найджел потерялся в тени Холмса. Дойл надеялся, что этого не произойдет с Децимусом Саксоном и Михеем Кларком, но «Стрэнд» настаивал на своем. Любому писателю хочется писать то, что хочется, а не то, что нужно; с другой стороны, деньги тоже были нужны, как любому человеку, обустраивающемуся в новом жилище. Посовещавшись с Уоттом, Дойл запросил непомерно высокий, как он думал, гонорар: 50 фунтов за рассказ, независимо от размера. Он говорил впоследствии, что заломил несусветную цену нарочно, рассчитывая, что его оставят в покое. Вряд ли этому стоит верить: может, доктор Дойл и был готов к тому, что «Стрэнд» отвергнет его требования, но Уоттто прекрасно понимал, что этого не будет. Ньюнес, разумеется, ответил немедленным согласием.
В середине октября доктор Дойл засел за вторую полудюжину рассказов и завершил ее к декабрю. Эта серия включала в себя «Голубой карбункул» («The Adventure of the Blue Carbuncle»), «Пеструю ленту» («The Adventure of the Speckled Band»), «Палец инженера» («The Adventure of the Engineer's Thumb»), «Знатного холостяка» («The Adventure of the Noble Bachelor»), «Берилловую диадему» («The Adventure of the Beryl Coronet») и «Медные буки» («The Adventure of the Copper Beeches»). Вместе с рассказами, написанными ранее, они потом составят первый из пяти сборников: «Приключения Шерлока Холмса» («The Adventures of Sherlock Holmes»). Он выйдет в издательстве Ньюнеса в октябре 1892-го; Ньюнес будет первым издавать и все последующие сборники.
Примерно с этого момента Дойл начал постепенно упрощать обоих своих героев, превращая их в штамп. В самых первых рассказах Холмс – так же, как в «Знаке четырех», – философствовал, говорил об искусстве, обнаруживая эрудицию и вкус. В «Союзе рыжих» он слушал музыку с мягкой улыбкой на лице, с «влажными, затуманенными глазами»; он цитировал письмо Флобера к Жорж Санд – разумеется, на языке оригинала. В «Установлении личности» он произносил следующую тираду: «Если бы мы с вами могли, взявшись за руки, вылететь из окна и, витая над этим огромным городом, приподнять крыши и заглянуть внутрь домов, то по сравнению с открывшимися нам необычайными совпадениями, замыслами, недоразумениями, непостижимыми событиями. вся изящная словесность с ее условными и заранее предрешенными развязками показалась бы нам плоской» (образованный читатель должен был сразу вспомнить «Хромого беса» Лесажа) – и там же поминал поэзию Хафиза. Но чем дальше, тем реже он будет иллюстрировать свои мысли изящными цитатами и рассуждать об отвлеченных предметах. Доктор Уотсон в ранних рассказах довольно подробно говорил о своей семейной жизни, и у миссис Уотсон – в «Человеке с рассеченной губой», например, – даже намечалось что-то вроде характера. Эта линия постепенно сошла на нет. Все отвлеченное, постороннее стало отбрасываться. Дойл поступал так вполне осознанно. Масштаб повести требовал излишеств; масштаб рассказа – по мнению доктора – их не допускал. Дойл считал, что «любой дополнительный штрих просто снижает эффект».
Была, очевидно, и другая причина такого упрощения. Ньюнес делал свой «Стрэнд» как журнал для всех, для среднего читателя, «для здоровой британской семьи»: то, что пишется для всех, должно быть как можно проще, приглаженней. Здоровой британской семье может не понравиться, что герой употребляет наркотики: лучше не упоминать об этом. Средний человек не знает, кто такой Хафиз – выкинуть и Хафиза.
Иногда говорят, что Дойл писал эту часть холмсовских рассказов (включающую, между прочим, такой шедевр, как «Пестрая лента») спустя рукава – лишь бы отделаться. Но он ни к какой работе никогда не относился подобным образом. Работал он каждый день, без выходных. Сменил режим: теперь, когда не нужно было никуда уходить из дому, писал с восьми утра до полудня, потом прогуливался с Луизой, обедал, снова гулял, в пять вечера опять садился и писал либо до ужина, либо совсем допоздна. В этот период его обожаемый братишка Иннес, который всегда, сколько себя помнил, хотел стать военным, начал обучаться в Королевском военном училище (куда поступил после окончания колледжа в Ричмонде) недалеко от Лондона – в Вулвиче, и они могли часто видеться (доктор оплачивал обучение брата). Он также предложил Конни, у которой закончилась работа, не искать нового места, а поселиться вместе с ним, и та приехала в Норвуд; теперь Артура окружали уже не три, а четыре женщины, если считать маленькую Мэри Луизу. Его это ничуть не угнетало, напротив, он хотел собрать вокруг себя всю семью; он ежемесячно высылал деньги матери, а Лотти, которая всё еще работала экономкой в Португалии, приглашал бросить место и жить с ним в Норвуде. Лотти примет приглашение на будущий год, но Мэри Дойл, которую тоже приглашали, к сыну не переедет. Были ли причиной тому Брайан Уоллер или слишком крутой характер Мэри – судить трудно. Мать и сын, без сомнения, были необычайно сильно привязаны друг к другу. Матери первой Конан Дойл посылал абсолютно все свои рукописи, советовался с ней по любому вопросу, серьезно принимал ее критические замечания. Но существует такая любовь, которая требует некоторой дистанции. Если выражаться без обиняков, Мэри была деспотом, а деспотизма (чужого) Артур Дойл не терпел.
