К тому же АФТ строилась по цеховому принципу — она объединяла по профессиям, а не по месту работы. В результате на крупном предприятии могли существовать несколько союзов, которые вели между собой конкурентную борьбу. Попытки создания производственных союзов натыкались на решительное противодействие руководства АФТ.
Именно потому, что государственное регулирование трудовых отношений серьезно нарушало принцип свободной конкуренции, Рузвельт не включил такого рода акт в первые мероприятия «Нового курса». Однако влиятельные помощники — Г. Гопкинс, Ф. Перкинс, да и сам сенатор Р. Вагнер — склонили его в пользу этого закона. Рузвельт поверил, что рабочий класс, являющийся огромным резервуаром покупательского спроса и важной производительной силой, должен иметь мощные профессиональные объединения для возможности коллективного торга с предпринимателями по поводу условий труда. Общее повышение жизненного уровня рабочих, пришел к выводу Рузвельт, существенно повысит платежеспособность, усилит социальную стабильность, будет важным инструментом для недопущения или хотя бы максимального смягчения новых кризисов.
Если вначале законопроект Вагнера встретил у Рузвельта довольно холодный прием (Ф. Перкинс, великолепно знавшая эту сторону политики президента, писала, что он не рассматривал закон как составную часть своей программы
), то после доработки, смягчившей некоторые положения, он без колебаний 5 июля 1935 года его подписал. Правда, опять-таки ведя политическую игру, накануне голосования в конгрессе он заявил на пресс-конференции, что всё еще не определил своего отношения к законопроекту
.
Согласно закону Вагнера, миллионы неквалифицированных и низкоквалифицированных рабочих получили право создавать собственные профсоюзы, а АФТ вынуждена была принимать их в свой состав. Именно так возник ряд новых мощных союзов. Между 1935 и 1940 годами численность профсоюзов увеличилась с трех до пяти с лишним миллионов человек.
Закон вводил практику уже упоминавшегося «закрытого цеха»: предприниматели обязывались увольнять рабочих или брать новых только с согласия профсоюзов. Запрещалось уголовное преследование граждан за создание профсоюзов и участие в легальных забастовках. Создавалось Национальное управление по трудовым отношениям, обязанное следить за соблюдением указанных положений. Его сотрудники назначались президентом по согласованию с сенатом. Лица, препятствовавшие работе управления, подлежали штрафу до пяти тысяч долларов или тюремному заключению до одного года.
Правда, действие закона не распространялось на сельскохозяйственных рабочих — это была одна из уступок, сделанных энергичным сенатором президентской администрации.
В связи с тем, что руководство АФТ и прежде всего ее председатель Уильям Грин выступили против закона Вагнера, который расширял права объединения, но нарушал его замкнутость, в профсоюзном движении назрел раскол. На 55-м съезде АФТ в Атлантик-Сити в октябре 1935 года был образован Комитет производственных профсоюзов, во главе которого стал энергичный организатор рабочих Джон Льюис, поддерживавший связи с окружением Рузвельта. В 1938 году этот комитет порвал с АФТ и был преобразован в Конгресс производственных профсоюзов (КПП). Один за другим при благосклонном отношении президента создавались производственные союзы на предприятиях сталелитейной, автомобильной, химической, текстильной промышленности и в других отраслях. Монополия АФТ была, таким образом, ликвидирована. В США теперь были два мощных профобъединения, добивавшиеся улучшения условий труда, во многих случаях прибегая к стачкам, в ходе которых выдвигались требования признания предпринимателями новых союзов. Почти полмиллиона рабочих участвовало в забастовках с сентября 1936 года по май 1937-го
.
Определенное улучшение наметилось и в положении негритянского населения, численность которого в начале 1930-х годов составляла 12 миллионов человек. Правда, его почти не коснулись аграрные мероприятия Рузвельта, так как лишь незначительная его часть относилась к фермерам, остальные же являлись арендаторами и батраками, на которых нововведения не распространялись. Однако чернокожие имели право получать пособия точно так же, как и остальные граждане, а в кодексы честной конкуренции включались положения, требовавшие равенства белых и черных рабочих в вопросах зарплаты и других условий труда. Хотя предприниматели находили всяческие лазейки, чтобы обойти эти положения, всё же дискриминация была несколько ограничена. Негритянское население в основном позитивно относилось к Рузвельту и его реформам. На выборах 1936 года за него голосовал 71 процент черных избирателей, а в 1940-м — 67 процентов
.
Перечислив и обосновав все эти поистине эпохальные изменения в социальной системе страны, остававшиеся, однако, в пределах норм капиталистической конкуренции и частной собственности, Рузвельт говорил 28 апреля 1935 года, сидя у камина: «Еще никогда со времени своего вступления в должность в марте 1933 года я не ощущал в Америке столь явственную атмосферу возрождения. Дело не только в восстановлении материальной основы жизни каждого человека в отдельности. Возрождается доверие к нашим демократическим порядкам, к республиканским государственным институтам. Мы выстояли в величайшем экономическом бедствии, принесшем нашей стране много лишений и опасностей. В самые мрачные периоды национальных испытаний мы сохранили веру в нашу способность распоряжаться собственной судьбой. Страхи рассеиваются. В обществе растет взаимное доверие, крепнет обновленная вера в неисчерпаемую способность человека улучшить свое материальное и духовное состояние с помощью демократических форм правления. Эта вера уже получает заслуженную награду. За это мы должны быть благодарны Богу, который хранит Америку»
.
В ходе «бесед у камина» и пресс-конференций, выступлений на различных форумах существенно менялась риторика президента. Как заметил В. Л. Мальков, обличение алчности имущих классов всё чаще сопровождалось «признанием приоритета интересов неимущих слоев в государственной политике “национальной реконструкции”»
. В послании конгрессу от 19 июня 1935 года он даже предложил ввести прогрессивный налог на крупные состояния — меру, невиданную для Америки тех лет
. Правда, в мирное время прогрессивный налог так и не был введен. Только в 1940—1942 годах были приняты акты, резко повышавшие налоги на сверхдоходы граждан и корпораций.
Первые результаты «Нового курса» были налицо. В 1934 году валовой национальный продукт был на четверть больше, чем в предыдущем. Впервые за пять лет стала уменьшаться безработица: до 21,7 процента в 1934 году, 20,1 процента в 1935-м, 16,9 процента в 1936-м и 14,3 процента в 1937-м. Население всё более убеждалось, что «Новый курс» работает, возрождалась надежда.
Разумеется, важную роль играли объективные экономические факторы, хозяйственная цикличность, при которой за спадом производства обычно следует подъем, но эти высокие материи мало волновали простых американцев. Они связывали явное, хотя и небольшое повышение их жизненного уровня именно с политикой нового президента.
* * *
При проведении «Нового курса» Рузвельт и его администрация сталкивались с нараставшим сопротивлением консервативных сил (левые радикалы не располагали сколько-нибудь значительным влиянием). Против политики президента решительно ополчились разного рода демагоги, прикрывавшиеся левой фразой, но в то же время по существу весьма близкие к европейскому правому радикализму фашистского и национал-социалистического толка. А. И. Уткин безоговорочно относит «столпов» этого движения — радиопроповедника Чарлза Кофлина и сенатора от штата Луизиана Хью Лонга — к тем, кто стремился «сокрушить политическую силу Рузвельта слева»
. На самом же деле здесь, как и во многих других случаях, действовало весьма любопытное правило, сформулированное поэтом Александром Галичем: «…любое движенье направо / Начинается с левой ноги».
