Недовольство вызывало и заступничество Элеоноры за бездомных, которые, по ее мнению, должны были получить жилье в первую очередь, за негров, с которыми обращались несправедливо. Безусловно достойные с моральной точки зрения действия супруги президента воспринимались многими чиновниками как недопустимое вмешательство в государственные дела. Был подвергнут резкой критике ее утопический проект создания идеального поселения городского типа в поселке Ридсвилл, штат Западная Вирджиния. Оказалось, что стоимость каждого весьма скромного домика, предназначенного для неимущих, составляет десять тысяч долларов — казна не могла позволить себе такие траты. Г. Икес писал, что Элеонора не делает для президента ничего хорошего: «Она становится слишком активной в общественных делах, и я думаю, что она вредит больше, чем помогает»
.
Не способствовали авторитету первой леди и просачивавшиеся из Белого дома слухи о ее личных отношениях с особами женского пола, в частности с журналисткой агентства «Ассошиэйтед Пресс» Лореной Хикок, которая даже одно время проживала в президентской резиденции в качестве гостьи Элеоноры. Их обвиняли в лесбиянстве, считавшемся страшным грехом. Хотя скорее всего дружба двух дам была вполне платонической, слухами земля полнилась. В конце концов Хикок вынуждена была переехать из Вашингтона в Нью-Йорк, где нашла работу в комитете по организации всемирной выставки.
Второй влиявшей на президента дамой была, естественно, его мать. Льстя Саре Рузвельт, пресса именовала ее «первой матерью страны». Заместитель редактора газеты «Нью-Йорк таймс» Джон Финли написал о ней напыщенно, но вдохновенно: «Она первая и останется первой, пока время не превратится в вечность»
. Не скрывая удовольствия, Сара принимала приветствия и предложения стать почетным членом разнообразных обществ, выступала по радио по любому удобному случаю, не раз обращалась к сыну с просьбами и ходатайствами за самых разных лиц.
Он отделывался общими фразами, а его секретари без указаний шефа пресекали просьбы, поступавшие от Сары по государственным инстанциям. Он, однако, ни разу не сказал матери, чтобы она не вмешивалась в государственные дела. Лишь в редких случаях он прямо отвечал ей отказом. Так, отказываясь принять в подарок дорогое пальто, которое с согласия матери возжелала преподнести ему какая-то фирма, он сообщил Саре, что делает это по принципиальным соображениям, покупать же не видит смысла, так как у него уже есть прекрасное меховое пальто, которое он надевает всего два-три раза за зиму
.
В 1935 году даже появилась объемистая (свыше трехсот страниц) апологетическая книга, посвященная матери президента
.
* * *
Между тем свои жизненные проблемы возникали у детей Рузвельта, которые подчас пытались использовать отцовский авторитет в своих целях, что вызывало недовольство не столько самого президента, сколько его аппарата. По свидетельству ряда наблюдателей, детям казалось, что отцу всё далось очень легко (о его болезни они старались забыть, хотя она напоминала о себе вновь и вновь), что политика — дело дилетантов, что отец слабо разбирается в проблемах, которые ему приходится решать. В наибольшей степени на стороне отца была Анна, часто вступавшая в пререкания с братьями по поводу его действий, которые те нередко критиковали. Иначе говоря, проблема отцов и детей в полной мере существовала в семействе Рузвельт.
Семейная жизнь дочери оказалась непрочной. В 1934 году она рассталась с Кёртисом Дэллом, в частности потому, что он резко выступал против «Нового курса». Анна с двумя крошечными детьми поселилась в Белом доме. Внуки Элеонора (по-домашнему Систи) и Кёртис (члены семьи звали его Баззи) не раз появлялись ранним утром в спальне деда, будили его, ползали по нему, считая своей собственностью.
Через полгода после развода Анна вышла замуж за репортера чикагской газеты «Трибюн» Джона Беттигера, которому пришлось уволиться из газеты, носившей воинственный антирузвельтовский характер. Семья переехала на Западное побережье, в город Сиэтл, где Джон продолжал журналистскую работу. Этот брак был долгим. Джон участвовал в войне, начав ее капитаном, а завершив полковником.
Саму же Анну, единственную дочь, Рузвельт любил нежно, что видно из многочисленных адресованных ей писем. Зная это, множество людей просили ее о протекции самого разного рода: в получении работы, повышении зарплаты и т. п. Дело дошло даже до того, что к ней с частными просьбами обращался родной брат Эллиот
. Однако Анна — женщина строгих правил — почти никогда не использовала своего влияния для достижения корыстных целей.
Рузвельт особенно тепло относился к ее детям, проведшим часть своей ранней жизни в Белом доме. Он переписывался с ними, как со взрослыми, любил их общество. Внуки дарили ему подарки ко всем праздникам — предметы, далеко не всегда необходимые президенту, но отвечал он им весьма серьезно. Например, получив большой портфель, который был ему ни к чему, Рузвельт написал внукам: «Мои вещи находятся в таком беспорядке, что просто не могу вам выразить свой восторг при получении этого великолепного портфеля. Я возьму его в следующую поездку»
.
В последние годы жизни Рузвельта Анна значительную часть времени проводила в Белом доме, выполняя обязанности помощницы отца. Обозреватель Д. Пирсон даже писал в своей колонке газеты «Вашингтон пост» в начале 1945 года, что самым близким к президенту человеком является не Г. Гопкинс или Э. Рузвельт, а его «привлекательная и всегда активная дочь Анна Беттигер, являющаяся доверенным лицом и советчиком отца»
.
Второй брак Анны закончился уже после смерти Рузвельта по ее инициативе. Ее бывший супруг, утратив жизненные ориентиры, впал в депрессию и в 1950 году совершил самоубийство. После этого Анна работала в различных газетах и журналах, но сколько-нибудь значительного журналистского таланта у нее не было, и она почти полностью сосредоточилась на семейных делах. Дочь Рузвельтов унаследовала стремление Элеоноры руководить другими и покровительствовать им, правда, распространив его только на многочисленных родственников и близких — братьев и их жен. Она не раз вмешивалась в их семейные отношения, давала непрошеные советы и чувствовала себя обиженной, когда им не следовали, что бывало почти всегда.
В 1952 году Анна в третий раз вышла замуж — за врача Джеймса Холстеда, работавшего в Администрации по делам ветеранов войны. С 1955 года она жила с семьей в городе Сиракузы недалеко от Нью-Йорка. Позже они часто перебирались в другие города, причем везде Анна сравнительно легко получала работу, по-видимому, в память о ее отце. В основном это были синекуры вроде поста руководителя общественными связями медицинских учреждений, в которых работал ее муж. В 1963 году она получила самое почетное назначение — по распоряжению президента Джона Кеннеди стала членом Совета по делам женщин. Скончалась она в 1975 году и была похоронена в Гайд-Парке.
Старший сын Элеоноры и Франклина, Джеймс, после окончания Гротонской школы и Гарвардского университета учился в Правовой школе Бостонского университета, но, подобно отцу, не окончил ее. В 1932 году он создал собственную страховую компанию (в партнерстве с Джоном Сарджентом) и за короткий срок составил немалый капитал (около полумиллиона долларов). Ходили слухи, что Джеймс для решения своих финансовых дел использует имя отца. По крайней мере отчасти они имели под собой основания — члены правительства несколько раз обращали внимание президента на то, что его сын пользуется покровительством лиц, стремившихся, в свою очередь, добиться привилегий от тех или иных чиновников. В 1937 году сенатор Билер, затеявший расследование незаконной деятельности некой компании по производству оборудования для железных дорог, выяснил, что обслуживавшая эту компанию фирма Джеймса пользовалась у некоторых администраторов преимуществом перед другими страховыми агентствами
.
