Доктор представляется (широким взмахом руки указав на флаг со своим именем, начертанным большими хвалебными буквами), и мимы, опершись на различные окружающие предметы, молча хихикают. Он неловко подскакивает, роняет цилиндр и быстро извлекает оттуда две погрызенные морковки и пучок салата. Задумчиво смотрит на них, гадая, откуда они взялись, и оставляет рядом с цилиндром на столе, а сам идет на другую сторону арены совещаться с мимом. В эту секунду из шляпы вылезает голодный кролик, у которого отобрали морковку. Публика сходит с ума. Андромас сердито оборачивается, и кролик бросается обратно к цилиндру. Андромас не успевает его схватить и запускает руку внутрь, извлекая оттуда трехметровый отрез шелка, вантуз и стройную женскую ножку. Последняя резко втягивается назад, вместо нее появляется рука и отвешивает Андромасу пощечину. Он отпрыгивает и поспешно надевает цилиндр на голову, облегченно вздыхает и снимает опять. Кролик вернулся.
Действо набирает обороты. Андромас передает кролика юной рейнгольдке – та берет его с некоторой опаской, но потом зверек усаживается ей на колени и засыпает. Доктор молча просит какого-то джентльмена о пустяковой услуге: не одолжит ли тот свои часы? (Просьба сопровождается осторожной жестикуляцией и изображением часового механизма. Похоже, напыщенный доктор Андромас принял рейнгольдцев за идиотов, ничего не смыслящих в языке пантомимы.) Публика понимает, что им предлагается невзлюбить этого персонажа, и хохочет над его франтоватыми манерами и потрепанным достоинством. Андромаса распирает от гордости: он решил, будто зрители восторгаются его бесподобным талантом. Это контракт, и обе стороны ведут себя согласно отведенным им ролям. Таким образом, жители Рейнгольда полностью готовы к Фокусу.
Фокус начинается вполне предсказуемо. Доктор Андромас берет часы и для верности заворачивает в зеленый носовой платок. Затем добродушно кивает, ободряюще взмахивает рукой и несколько раз бьет по зеленому свертку деревянным молотком. Сотни зрителей охают и хихикают. Владелец часов морщится и терпеливо смеется вместе с остальными, втайне мечтая провалиться сквозь землю. Его жена тоже улыбается, озабоченно вцепившись в супруга. Все знают, что ничего плохого не случится. Но тут белое лицо доктора омрачает тень тревоги. Он заглядывает в платочек. Теребит его – что-то звякает. Изнутри вываливается колесико и катится по столу. Доктор Андромас столбенеет. Затем делает рукой волшебные пассы и обреченно ее роняет. Теребит платок. Дзынь. На его лице появляется маленькая испуганная улыбочка. Он подходит к одному миму и что-то встревоженно ему говорит. Тот пожимает плечами. Доктор подзывает других мимов, между ними завязывается оживленная беседа. Спешно приносят Айка Термита, и тот, узнав о случившемся, предпринимает вторую попытку все исправить. Рассерженный Айк велит одному миму устроить Андромасу хорошую взбучку. Рейнгольдцы ликуют и хохочут. Доктор Андромас пробирается к залу.
Он изображает на лице – с нелепыми усиками и всем прочим – гримасу глубочайшего сожаления. Он умоляюще сцепляет руки, прося весь Рейнгольд и владельца (ныне покойных) часов о помиловании. Он показывает на стол с цилиндром и кроликом, на все то добро, что он принес людям, и дает понять, что за долгие годы работы у него ни разу не бывало такого досадного случая. Но сегодня его разбил первый приступ старческой немощи. Он утратил дар. Быть может, завтра, когда волнение спадет, он восстановит силы. Но сейчас… он забыл, как довести фокус до конца.
Тут Андромас открывает платок и высыпает в ладонь горстку песка, осколков и шестеренок.
Все замолкают. Не в ужасе, конечно, но что-то вроде того. Тишина словно бы говорит: «Исправь все немедленно. Да, нам было смешно, но теперь страшно, так что давай исправляй». Айк Термит выходит вперед и шепчет что-то на ухо доктору – видимо, ультиматум: Андромас испуганно озирается по сторонам в поисках заступников. Мимы его покидают. Один на арене, Андромас удрученно собирает детальки и делает над ними несколько пассов, но ничего не происходит. Мимы молча разбирают декорации: уносят Альпы, Лох-Несс и все остальное. Свет гаснет, единственный прожектор освещает доктора Андромаса, точно подсудимого на свидетельской трибуне. В конце концов он падает на колени и начинает лить слезы, а действо принимает неожиданный поворот. С одной стороны, публике совершенно понятно: доктор Андромас не знает, как все вернуть; с другой стороны, непонятно, что именно – часы или мир, и есть ли какая-то разница? Почтительная, страшная тишина нисходит на жителей Рейнгольда. Одна из самых суровых матрон начинает всхлипывать, а среди мужчин поднимается скорбное бормотание. Доктор Андромас – носитель горькой правды. Он трет свои усики, пока они не отваливаются. Его большие девчачьи глаза распахиваются, а по щеке стекает единственная слеза.
Наконец доктор Андромас падает ниц – шляпа сваливается, и под ней оказывается не лысина (как я почему-то думал), а копна непослушных волос средней длины. В ту же секунду кролик покидает свое уютное гнездышко и прыгает обратно на арену. Конечно же, у него на шее часы – да, те самые часы. Свет загорается; мимы сидят среди зрителей, а на фоне полосатого брезента шатра вновь поднялись декорации – старый мир вперемешку с новым: водопады Элистауна и горы Вестери. Первые чудеса нового мира. Толпа взрывается восторженными и восхищенными овациями. Грохот, яркий свет. Счастье.
И тут со мной что-то случается. Логическая цепочка очень проста, а вот последствия – нет. Из простых вещей складывается нечто сложное: это называется хаос. Слово как нельзя более подходящее. Я тону в хаосе. Женщина, сидящая передо мной, громко хлопает в ладоши. Она кричит. Она трясет головой. Ее стильный хвост перевязан кружевом. На меня накатывает сладкая волна жасмина. Жасмин и кружева. Ли в церкви Криклвудской Лощины. И тут же – Ли с Гонзо. Порох, боль и асфальт.
Рушатся все стены, которые я нагородил у себя в голове. Я предан, убит, спасен, вылечен и раздавлен. Я спас мир, в благодарность меня нашпиговали пулями и выбросили умирать на пыльной дороге. Я – токсичные отходы. Я познал рай и угодил в ад, а вокруг мимы. И перед настоящей смертью я сделаю вот что: отыщу Гонзо Любича и узнаю, за что. Мучила ли их совесть или они посмеялись надо мной? Пусть скажет мне все. Нет, скажут. Гонзо и она. Она и Гонзо. Я оседлаю ветер, примчусь ураганом и потребую ответа. Я едва не кричу, в моих глазах – сила и огонь. Меня словно окутали кипящие тени. Мир должен как-то ответить на это, материализовать мою ярость, из меня должна брызгать кислота. Если это так, то мой сосед держится на удивление стойко.
Я отомщу. О да, я им отплачу!
Меня подмывает вскочить на ноги, выбежать на улицу, угнать грузовик или автобус и пуститься в погоню. Я проеду вокруг света, если понадобится. Буду ехать хоть целую вечность. Я жертва, я неумолим и безжалостен. Я – Немесида. Вот-вот я сорвусь с цепи. Вот-вот.
Однако есть загвоздка: у подобных действий может быть единственный исход. У дороги собственная логика, мощное и непреклонное стремление к ужасной развязке. Если я поеду за Гонзо, то однажды его поймаю. Если я его поймаю, будет бой. И один из нас умрет. Возможно, мне придется убить Ли. А вот это уже не в моих правилах; человек действия у нас Гонзо. Это ему сам черт не брат и море по колено, это он летит вперед очертя голову и не берет пленных.
