Дело в том, что Толкин, «Властелин колец» – совершенен. Весь этот мир, это погружение, этот путь. Я вполне уверена, что это не из жизни, но от этого еще изумительнее, сумел же кто-то такое выдумать! Прочтешь, и все меняется. Помню, как я дочитала «Хоббита», передала его Мор и сказала: «Почитай. Очень неплохо. Не найдется ли где-нибудь еще в этом роде?» И помню, как нашла – утащила из комнаты матери. Дверь была открыта, и свет из коридора упал на полки Р, С и Т. Мы всегда боялись заходить глубже, вдруг она прячется в темноте и схватит нас. Однажды так и было, когда Мор ставила на место «Хрустальный грот». Обычно, если мы брали ее книгу, остальные переставляли попросторнее, чтобы не было заметно. Но «Властелин колец» в одном томе был таким толстым, что ничего не вышло. Я дрожала, что она заметит. Чуть не оставила книжку. Но она то ли не заметила, то ли ей дела не было – а может, она тогда ушла из дома к кому-то из своих приятелей.
Я не сказала, что хотела сказать, о том, в чем там дело.
Ты, когда читаешь, как будто сам там. Это как найти в пустыне волшебный родник. В нем есть все. (Кроме похоти, говорит Даниэль. Зато есть Червеуст.)
Это оазис для души. Я и сейчас могла бы сбежать в Среднеземье и была бы там счастлива.
Как можно что-то с этим сравнивать? Просто не верится, какой бахвал этот Стивен Дональдсон.
Воскресенье, 11 ноября 1979 года
Выбралась среди ночи в окно дортуара, начертила круг и сожгла в нем письма. Никто меня не видел. Круг я выложила из того, что валялось кругом: из листьев, прутиков и камней, – и добавила дубовый лист, свою деревяшку и карманный камешек с берега Амрота. Я чувствовала, что они действуют, я была как бы под зонтиком. До того я прочла письма. Хотелось знать, что она пишет. Могла бы не трудиться. Единственное, что она сказала про мои дела: «Ты всегда больше была похожа на меня», а это… ну, снеговик больше похож на облачко, чем кусок угля, но оба похожи не слишком. Я сложила письма пагодой и подожгла. На фотографии не смотрела, но видела, что они там были.
Я перемешала золу, так что совсем ничего не осталось. Потом взяла карманный камешек и подняла его к луне (луна в третьей четверти, не знаю, правильно ли это) и постаралась сделать его оберегом от плохих снов. Не знаю, получилось ли. Дубовый лист и свой кусочек дерева я забрала.
Я взобралась обратно и легла в постель. Все спали. Луна светила в лицо Лоррейн. Она показалась удивительно красивой и еще далекой, как мертвая, как будто она сотни лет как умерла и была мраморной статуей на собственной могиле.
Одна беда – она продолжает слать письма. Придется и дальше их сжигать. Но поздно ночью определенно безопаснее со школьной точки зрения, чем когда кругом люди.
Дейдра послала мне булочку – с глазурью, от «Фанфер», здорово липкую и сладкую. Они продаются упаковками по шесть штук, так что она многих угостила, но я оценила жест. Очень приятно не чувствовать себя полной парией.
Я написала Даниэлю про «Каллахана» и похвальбу Стивена Дональдсона. Сэму я написала про Платона и о том, что заказала еще. И написала ему про «Последние капли вина», потому что, даже если он вообще не любит романов, этот мог бы ему понравиться. Дедушке я написала, как проезжала через Абергавенни, и как скучаю по горам, и как здесь играют в мяч, и что я бы тоже с удовольствием играла, если бы могла бегать. Я помню, как бегала. Все тело помнит. Это кинетическая память, если я не перепутала слово. Я немножко приврала про то, что мне нравятся игры. Мне нравится сидеть в библиотеке с книгой, и терпеть не могу, что девочки придают спорту такую важность, хотя на самом деле это полный пустяк. А нравится мне бросать мяч, бегать и ловить, а не терзаться из-за счета в игре.
Что это я с Энн Маккефри начала со второй книги? «Певица Перна» – продолжение какой-то другой, которой я не видела. «Песни Перна»! Я все-таки прочитала, на удивление легкая в сравнении с двумя другими. Это скорее в мире Перна, чем о Перне, не знаю, понятно ли. Мне бы понравились огненные ящерицы. И драконы, если на то пошло. Я бы спустилась с неба на голубом драконе, и он бы дохнул огнем и сжег школу.
Понедельник, 12 ноября 1979 года
Стихотворение Дейдры победило на школьном поэтическом конкурсе.
Я мучаюсь, хотя это я его написала. Все ждали моей победы, и я сама тоже ждала. Что не так с моим стихотворением? Наверное, мисс Гилберт традиционалистка. Никто ничего не сказал, и я вместе со всеми поздравила Дейдру, но чувствую, что меня публично унизили. (С другой стороны, написала-то его я, и хотя бы Дейдра об этом знает.)
Вторник, 13 ноября 1979 года
Дейдра подошла ко мне после самоподготовки и вытащила на улицу поговорить, чтобы никто не слышал. Она заплакала и почти сразу потеряла нить мысли, но, по-моему, она хотела сказать, что не надо мне было отдавать ей свою лучшую работу. А я и не отдавала. Но она считает так, потому что стишок победил. Это она в первый раз в чем-то побеждает. Не думаю, чтобы она до сих пор хоть раз добывала очки для Дома, разве что, может быть, за то, что вела счет в игре. Я сказала, что она это заслужила. Она за завтраком села совсем рядом со мной и великодушно предложила мне свою сосиску, которую я взяла не потому, что не хотела обижать, а потому, что была голодная.
Вордсворт ею ужасно гордится. Сандра Мортимер, капитан Вордсворта, рыжая и с красными слезящимися глазами, лично заговорила с Дейдрой, которая чуть не умерла от такой чести.
Читаю Браннера, «Оседлавший волну шока». Очень хорошо, но не «Всем стоять на Занзибаре». Интересно, каково это – написать шедевр и никогда больше его не повторить?
Среда, 14 ноября 1979 года
Вот правдивая и полная история того, как мы с Дейдрой получили сегодня утром баллы за поведение.
Мы были в душе, это длинная кафельная канавка с дюжиной душевых насадок, довольно слабым напором и переменно-теплой водой. Мне бы каждый день ванну! Вода бывает горячая, в смысле не ледяная, от семи до восьми утра и от семи до восьми вечера. Есть еще душевые в раздевалке, положено мыться после игры, но там вода холодная, и девочки обычно пробегают через них, на ходу споласкивая грязь. Всерьез вымыться можно с утра или на ночь. То-то в это время лесбийский рай – целые акры женского тела.
Сегодня там было, может быть, пятнадцать девочек, и всем воды не хватало. Мы с Дейдрой заняли один душ и рассчитывали, что мой статус прокаженной отгонит других. Я видела, что Шара на нас поглядывает, как будто раскаивается, что шпыняла. А когда я вышла из-под воды, чтобы налить шампуня на голову, Дейдра хихикнула: «У тебя груди растут».
– А вот и нет, – машинально огрызнулась я, даже не посмотрев. А потом опустила глаза и увидела, что вроде как да. У меня давным-давно припухлости за сосками. У моей матери не больше того, и я думала, что так и останусь, а теперь они надулись и даже немножко обвисли. У многих девочек в пятом С груди уже болтаются. Это не так идет в счет, как волосы на лобке, которые у меня есть, намного темнее, чем на голове, и месячные, которые уже почти у всех. У меня начались два года назад. Я боялась, что они помешают мне видеть фейри, но ничего не изменилось, что бы ни думал о созревании Клайв Льюис.
