До Рождества пять недель учебы, поэтому я разделила десять фунтов по два на неделю, этого вполне хватит. Хотя я подумываю на этих выходных купить лифчик, потому что с тех пор, как заметила свою грудь, я не могу о ней забыть, и хорошо бы затянуть ее в сбрую, чтоб не мешала.
Среда, 21 ноября 1979 года
Письмо.
Я его не вскрывала, но даже от прикосновения у меня разболелась нога, сегодня совсем плохо.
Сегодня утром, сидя здесь, дочитала «Вверх по линии», а больше у меня с собой ничего не было, так что пришлось взять что-нибудь с полок. Мисс Кэрролл суетилась, расставляя новые поступления, в основном публицистику, а я сидела в своем углу, отгородившись с двух сторон перегородками, а спереди стеллажом. Иногда я занимаю соседний отсек, чтобы смотреть в окно, но сегодня смотреть было не на что: серое небо, голые ветви и нескончаемый дождь.
Я собралась встать и пройти к полкам, но тут подошла мисс Кэрролл.
– Помнится, ты спрашивала Платона, – сказала она и положила передо мной новехонькое издание «Эвримэн» – «Республика» Платона. Она нечаянно оставила на столике рядом еще две книги: очень заманчивую на вид «Дочь времени» Джозефины Тэй и «Древний плен» Невила Шюта, его я, конечно, читала, это про Лейфа Эриксона.
«Республика» поскучнее «Пира». Там длинные монологи, и никто не врывается среди них, чтобы спьяну приставать к Сократу. Но все равно очень интересно. Мне думается, Сэм прав, ничего бы не получилось. Человеческая природа не позволит. Люди склонны вести себя, как ведут, просто потому, что они люди. А если Сократ думает, что десятилетние ему чистые доски, пиши что хочешь, так он давно забыл, как ему было десять лет! Вставьте в «Республику» меня с Мор, мы бы там в пять минут все вверх дном перевернули. Тогда уж надо начинать с младенцами, как в «Дивном новом мире», который, как я теперь вижу, писался под влиянием Платона. Могла бы получиться отличная повесть, как двое в платоновской республике полюбили друг друга и разрушили весь замысел. Любовь ведь была бы извращением, как голубизна для Лори и Ральфа. Если уж выбирать утопию, я бы предпочла Тритон или Анаррес. А вот что бы мне хотелось прочитать – это диалог Брона и Шевека с Сократом. Сократу бы тоже понравилось. Ему наверняка недоставало людей, умеющих спорить. Это заметно – видно, кто ему на самом деле по душе, особенно в «Пире».
Вернувшись после обеда на свое место, я заметила, что Шют и Тэй так и лежат. Она, как правило, не трогает моих вещей, а если перекладывает, предупреждает куда или отдает. Но это ее книги. Все-таки я взяла почитать Тэй. По-моему, она ее нарочно для меня положила. Наверное, заметила, что мне сегодня трудно передвигаться, и принесла, чтобы я не осталась без чтения. «Республику» она наверняка для меня заказала. Я, пожалуй, единственная, кто пользуется библиотекой по назначению – нет, это несправедливо, девочки из шестого класса иногда заходят взять книги для сочинений. Я их видела. Но мне кажется, мисс Кэрролл заметила, что я все время сижу здесь и читаю, и решила сделать для меня что-то приятное.
Надо и ей сделать что-то приятное. Учителям тоже иногда покупают булочки. Считается ли мисс Кэрролл за учительницу? Или, может, подумать, что ей подарить на Рождество.
Четверг, 22 ноября 1979 года
Нога еще так себе. Думаю, не сходить ли снова к врачу. У сестры есть рецепт на дисталгетик, можно сходить взять таблетку. Я бы пошла, только это на два пролета вниз и еще один вверх.
Кто бы мог подумать, что Ричард Третий не убивал принцев в Тауэре?
Письмо от тетушки Тэг полно новостей. Теперь я разобралась в размерах лифчиков, хотя не знаю, как бы мне обмериться. Может, лучше подобрать несколько подходящих размеров и из них выбирать.
Пятница, 23 ноября 1979 года
Вчера в конце концов подошла к сестре, и она дала мне обезболивающее и сказала, что мне надо к врачу, она меня запишет. Подумавши, не вижу смысла, но спорить не стала.
Попросила Джилл выкинуть письмо в мусорный бачок на кухне. Оно помнется и промокнет от очистков и объедков и потеряет часть силы, а вскоре его и совсем выкинут. Я сначала просила Дейдру, но она не захотела к нему прикасаться. В общем, благоразумно.
Неудивительно, что фейри бегут от боли. Они любят забавы, а боль ужасно скучная.
Завтра надо быть в форме, чтобы дойти до библиотеки.
Суббота, 24 ноября 1979 года
В библиотеке для меня всего три штуки. Я их забрала, купила открытку для дедушки и прямиком поехала обратно. «Красная смена» и лифчик подождут до следующей недели.
Иногда я сомневаюсь, вполне ли я человек.
Хочу сказать: я знаю, кто я такая. Не то чтобы моя мать не могла спать с фейри – нет, так нельзя выразиться. «Спит с фейри» значит – умерла. Не думаю, что она не способна на секс с фейри, но тогда она бы непременно похвасталась. А она даже не намекала. Она бы не сказала, что это был Даниэль, и не вышла бы за него. Кроме того, Даниэль и вправду похож на нас, Сэм подтверждает. А дети фейри в песнях и сказках всегда бывают великим героями – хотя, если подумать, никогда не слышала, что сталось с ребенком Дженет от Там Лина. Зато посмотрите на Эарендила и Элвинг. Нет, это я не о том.
Я о том, что, глядя на других людей, на девочек из школы, и видя, какие они, и чему радуются, и чего хотят, я не чувствую себя одного с ними рода. А иногда… иногда мне все равно. На самом деле, я очень немногих люблю. Иногда мне кажется, что жить стоит только ради книг, как на Хеллоуин, когда я захотела жить, чтобы дочитать «Вавилон-17». Не уверена, что это нормально. Меня больше волнуют люди из книг, чем те, кого я вижу каждый день. Дейдра иногда так мне надоедает, что хочется ее обидеть, назвать Дырой, как все называют, заорать, что она тупица. Я этого не делаю из чистого эгоизма, потому что она практически единственная, кто со мной разговаривает. А Джилл… от Джилл у меня иногда мурашки по коже. Кто бы отказался вместо этого запечатлеть дракона? Кто бы не поменялся местами с Полом Атрейдесом?
Воскресенье, 25 ноября 1979 года
Написала тетушке Тэг, поблагодарила. Она спрашивает, хочу ли я приехать на Рождество, так что напишу Даниэлю, спрошу. Думаю, он рад будет сбыть меня с рук. И еще написала письмо Сэму о «Республике», длиннющее. И надписала открытку для дедушки – она симпатичная, на ней слон лежит в постели, и из-под хобота торчит градусник.
Я скучаю по дедушке. Не то чтобы мне было много о чем с ним поговорить, как с Сэмом, просто он важная часть моей жизни. Он вписывается в мою жизнь. Бабушка с дедушкой нас растили, а они не обязаны были, могли бы оставить нас с матерью, а не стали.
Дедушка учил меня понимать деревья, а бабушка – стихи. Он знал все лесные деревья и цветы и учил нас различать деревья сперва по листьям, а потом по почкам и коре, чтобы мы могли узнать их и зимой. И учил сплетать венки из трав и чесать шерсть. Бабушка не так интересовалась природой, хотя и цитировала «Солнца поцелуй прощальный и веселый щебет птичий, мы в саду, как в сердце бога, и нигде не будем ближе»
[8]. Но на самом деле она любила слова, а не сады. Она учила нас стряпать и стихам наизусть на валлийском и на английском.
