Продавщица подтвердила, что в школьном отделе таких не купить. Она показала нам школьные туфли. Уродливые, почти такие же неуклюжие, как носила я.
– А в этих ты ходить не сможешь? – спросила одна тетя.
Я взяла школьные туфли и осмотрела.
– Нет. – Я перевернула туфлю. – Смотрите, у них каблуки.
Спорить не приходилось, хотя школа, вероятно, выбрала самый малый каблук, на который согласилась бы уважающая себя девочка-подросток.
Они не нарочно унижали меня, цокая языками над моими туфлями, надо мной и моей сделанной по особому заказу стелькой. Пришлось им напомнить, что торчу рядом как столб, с кривоватой от боли полуулыбкой на лице. Им хотелось спросить, что у меня с ногой, но я их переглядела, и они не решились. Сдались и сказали, что насчет туфель в школе наверняка поймут.
– Мои туфли ведь не какие-нибудь красные и гламурные, – заметила я.
И напрасно, потому что все они уставились на мои туфли. Туфли для калек. У женщин-калек имелся выбор между коричневыми и черными, и эти были черные. И деревянная трость. Она принадлежала дедушке, еще живому, который лежал в больнице и пытался поправиться. Если он выздоровеет, я смогу вернуться домой. Маловероятно, если подумать, но больше мне надеяться было не на что. Деревянный брелок для ключей болтался на молнии моего джемпера. Обрезок дерева с корой из Пемброкшира. Он остался у меня с прежних времен. Я его потрогала, чтобы ощутить под пальцами дерево, и поймала на себе их взгляды. И увидела то, что видели они: забавная, чуточку ершистая увечная девчонка с невзрачным обрезком деревяшки. А следовало бы увидеть двоих светящихся верой в себя детей. Я знала, что происходит, а они нет и ни за что бы не поняли.
– Вы такие англичанки, – сказала я.
Они улыбнулись. Там, где я выросла, «сакс» – бранное слово, ужасное оскорбление и повод для драки – хуже обозвать невозможно. Означает оно «англичанин». Но теперь я находилась в Англии.
Мы обедали за столом, который был бы маловат для шестнадцати человек, но пятую часть неловко выделили мне. Все подобрано под сервиз: скатерть, салфетки. Совсем не как дома. Еда, как я и ожидала, оказалась жуткая: жесткое как подошва мясо с водянистой картошкой и какая-то зелень с острыми листьями и вкусом травы. Мне всю жизнь рассказывали, как ужасно едят в Англии, и я с каким-то даже облегчением убедилась, что не соврали. Разговор шел об интернатах, в которых они учились. Я сама все знала. Недаром же читала про школу «серых братьев», про «Мэллори-тауэрс» и полное собрание сочинений Анджелы Брейзил.
После обеда он пригласил меня в свой кабинет. Тетушки смотрели недовольно, но промолчали. Кабинет меня ошеломил – он был полон книг. Судя по всему дому, я ожидала увидеть старые издания Диккенса, Троллопа и Гарди (бабушка любила Гарди) в кожаных переплетах, а полки оказались забиты книжечками в бумажных обложках, причем большей частью фантастикой. Впервые в этом доме я по-настоящему расслабилась – и впервые при нем, потому что, раз такие книги, может, все не так плохо.
В комнате были и другие вещи: кресла, камин, поднос для выпивки, проигрыватель – но я на них смотреть не стала, а заспешила, насколько могла со своей ногой, к полкам с научной фантастикой.
Там было полно нечитаного Пола Андерсона. Поверх него лежали «Странствия дракона» Энн Маккефри – вроде бы продолжение к «Поиску Вейра», который я читала в антологии. Полкой ниже был нечитаный Джон Браннер. Лучше того – два нечитаных Браннера, нет, три нечитаных Браннера! У меня голова пошла кругом.
Лето я провела практически без чтения, кроме того что захватила с собой, сбежав от матери. Трехтомничек «Властелина колец», само собой, второй том «Двенадцати румбов ветра» Урсулы Ле Гуин, который ни на что не согласилась променять, считая, что это лучший авторский сборник рассказов всех времен и народов, и «Последний звездолет с Земли» Джона Бойда, который к этому времени дочитала до середины, хотя по второму разу он шел не так хорошо, как я надеялась. Я читала, хоть и не взяла с собой, «Гитлер украл розового кролика» Джудит Керр и всякий раз, глядя на этого Бойда, невольно сравнивала себя с Анной, которая, покидая Третий рейх, взяла с собой новую игрушку вместо любимого розового кролика.
– Можно мне?.. – начала я.
– Можешь брать любые книги, только обращайся аккуратно и возвращай на место, – сказал он.
Я выхватила Андерсона, Маккефри и Браннера.
– Что взяла? – спросил он.
Я повернулась и показала ему книжки. Смотрели мы оба на книги, а не друг на друга.
– А первую ты читала? – спросил он, постучав пальцем по Маккефри.
– Брала в библиотеке, – сказала я. Я перечитала всю научную фантастику и фэнтези в абердэрской библиотеке, от андерсоновского «Мичмана Фландри» до «Созданий света, созданий тьмы» Роджера Желязны – странная книга попалась напоследок, я все еще не была уверена насчет нее.
– А Дилэни читала? – спросил он. Налил себе виски и сделал глоток. Запах был жуткий.
Я покачала головой. Он подал мне перевертыш издания «Эйс» с «Имперской звездой» Сэмюэла Дилэни. Я перевернула бы посмотреть, что с другой стороны, но он поцокал языком, и тогда я первый раз бросила на него короткий взгляд.
– Вторая – полная чушь, – пренебрежительно кинул он, с излишней резкостью потушив сигарету. – Как насчет Воннегута?
Я перечитала все, что к тому времени написал Курт Воннегут. Кое-что пришлось читать, стоя у полки в кардиффском книжном магазине «Лирс». «Дай вам Бог здоровья, мистер Розуотер» показался мне очень странным, зато лучше «Колыбели для кошки» я вряд ли что читала.
– О да! – сказала я.
– Что из Воннегута?
– Все, – уверенно заявила я.
– «Колыбель для кошки»?
– И «Завтрак для чемпионов», и «Добро пожаловать в обезьянник»… – я сыпала названиями. Он улыбался. Он был доволен. Для меня чтение было убежищем и страстью, но никто еще не радовался, что я читаю.
– А «Сирены Титана»? – спросил он, когда я иссякла.
Я покачала головой:
– Впервые слышу.
Он оставил рюмку, наклонился и достал книгу, почти не глядя на полку. Положил ее поверх моей пачки.
– А как насчет Зенны Хендерсон?
– «Паломничество»! – выдохнула я. Эту книгу как будто написали специально для меня. Я ее полюбила. И еще не встречала человека, который бы тоже ее читал. Ее я брала не в библиотеке. У матери было американское издание с пробитой в обложке дыркой. Издавалась ли она в Британии, я не знала. В библиотечном каталоге она отсутствовала. До меня только теперь дошло, что, если он – мой отец, а в каком-то смысле так и было, значит, он давным-давно знал мою мать. Он на ней женился. У него было продолжение «Паломничества» и два сборника. Я их взяла, не слишком веря ему. Стопка разъезжалась у меня в руках. Я уложила книги в сумку, которая висела у меня на плече, как всегда.
