Не так ли и она начинала? Моя мать, Лиз?
Хорошо бы поговорить об этом с Глорфиндейлом или с кем-нибудь понимающим. Не знаю, согласится ли он, но кроме него не с кем. Не понимаю, почему здесь фейри такие недружелюбные – или, скорее, равнодушные. Им бы пора уже привыкнуть ко мне. Когда после Рождества поеду домой, найду его и поговорю, во что бы то ни стало.
Всегда ли дурно прибегать к магии? А если это не ради себя? И что же мне тогда, не защищаться, когда она ее применяет против меня? Или дурно было только колдовать на карасс, а для защиты нормально? Или – вечная ловушка с волшебством – все и так бы случилось, а я только вообразила, что это по волшебству? Нет, смотрите, как время совпало. Это я наколдовала карасс, и, может быть, это волшебство создало книжный клуб (который собирается не первый месяц). Я ни разу о нем не слыхала, а ведь все время ходила в библиотеку. Может, этих людей и не существовало даже. Может, Гарриет – она старше всех, может, родители ее не хотели, может, вся ее жизнь, лет шестьдесят наверное, существует только для того, чтобы появился книжный клуб, и у меня был карасс, и мы могли сидеть, обсуждая «Резец небесный», самую подходящую для этого книгу, и похожа ли она на Дика.
Боже, как я надеюсь, что не похожа. О сходстве с Диком даже думать неохота.
Я не хочу походить на нее.
Я больше не буду колдовать, а если буду – только чтобы защитить себя, и других, и мир. Лучше стать как Джордж Орр, чем отдать ей победу. Я не знаю, чем она занимается. Снов больше не вижу и отравленных писем не получаю. Беспокоюсь, не означает ли это, что она задумала что-нибудь похуже.
Чего ей на самом деле хочется, это стать темной королевой. Не знаю, как такое возможно, но она этого добивается. (Она читала ВК, и не обязательно, читая, она отождествляет себя со всеми злыми и надеется, что добрые не устоят перед искушением, но читала она наверняка, потому что в первый раз я брала книгу у нее. Оказывается, просто прочитать мало. Говорят же, что и дьявол может цитировать Писание.) Она хочет, чтобы все любили ее и боялись. Это безумная цель, но ей этого хочется. А мне нет. Зачем это надо? Дурно даже заставлять мисс Кэрролл (которая оторвалась от книг, чтобы улыбнуться мне в ответ на мой взгляд) меня любить.
Как можно желать, чтобы весь мир был марионетками?
Мы были очень даже правы, когда ее остановили, и дело того стоило, стоило того, чтобы умереть и чтобы жить сломанной. Если бы она добилась своего, мы всегда любили бы свою мать, и все ее любили бы. Я знала, как это важно, но не по-настоящему.
С точки зрения этики магии нет оправдания.
Я хотела бы сказать, что жаль, я не знала этого раньше, но на самом деле я знала. Я знала, что выйдет, когда бросала гребешок в омут. Я думала про автобус. Я знала про нее. Это на моей совести.
Суббота, 8 декабря 1979 года
Грега сегодня в библиотеке не было, а книг всего три, не самые захватывающие. Я немножко огорчилась. Пошла в книжный. С очень низкого неба брызгал ледяной дождь, словно капли несло со всех сторон сразу. Зонтик от такого не помогает, да я и не могла бы раскрыть зонт, когда в одной руке трость, а в другой сумка. Когда шла вниз к книжному и прудику, ветер бил прямо в лицо. Все норовил сдуть шляпу. Это не такой дождь, которому можно радоваться, тут только морщишься и терпишь.
В книжном я встретила ту рыжую девочку. Она перебирала детские книги. Она меня заметила сразу, как я вошла, потому что ветер захлопнул дверь, и она, конечно, обернулась. У нее на плече висела здоровенная полотняная сумка и еще в руках были два мешка для покупок.
– Привет, – сказала она, шагнув мне навстречу. – Я тебя видела в клубе, но не помню, как зовут.
– И я так же. – Я старалась дружелюбно улыбаться и не думать, что чары сделали с ней и со всем миром, чтобы я ей понравилась. Я чувствовала ее взгляд и гадала, что она обо мне думает. В черном пальто она выглядела не так ужасно, как в бордовом пиджаке. Волосы по-прежнему были цвета имбирного пива и очень непокорные, но сейчас выглядели просто немножко растрепанными, а не как взрыв на красильной фабрике.
– Я Джанин, – сказала она.
– Я Мори.
– Здоровское имя. А полностью как?
– Морвенна, – сказала я.
Джанин засмеялась.
– Не враз выговоришь!
– И верно. Оно значит «бурун».
На самом деле оно значит «белое море», но море как раз и бывает белым, когда с бурунов срывается пена.
Мы постояли немножко – дружески, но не зная, о чем говорить. Потом она сказала:
– Я ищу подарки к Рождеству. Всего две недели осталось.
– А я еще ничего не купила! – спохватилась я. – Ты всем покупаешь книги?
– Их мало кто из моих родственников оценит, – призналась она. – Но я после вчерашнего обсуждения надумала купить серию Земноморья для Дианы.
– А у тебя нет? – спросила я.
– Нет, я их в детской библиотеке брала, – сказала она. – Кроме того, я поставила за правило, что моих вещей никто не трогает, и не собираюсь давать им свои книжки, когда только-только вбила это им в головы.
– Я бы купила книжку отцу, – сказала я. – Что-нибудь ему купить точно надо. Но откуда мне знать, что у него уже есть?
– А что он любит? – спросила Джанин.
– О, НФ.
– Ты потому и увлеклась фантастикой?
– Нет. Я с ним совсем недавно познакомилась, а читаю уже сто лет.
– Познакомилась со своим… – тут она осеклась и отвернулась. Переложила пакеты в другую руку и заговорила с натужной непринужденностью: – То есть они в разводе?
– Да, – ответила я, хотя до настоящего развода только сейчас дошло. Даниэль скрылся, не утруждая себя формальностями.
– Удачно, что он любит фантастику, – дипломатично заметила Джанин.
– Да. Нам хоть есть о чем поговорить. Так странно, когда человек твой отец и в то же время незнакомец.
Это я в первый раз об этом кому-то сказала.
– Ты, наверное, была совсем маленькая?
– В пеленках, – подтвердила я.
– И мои родители разводятся, – очень тихо сказала она, глядя не на меня, а на полки. – Ужас. Все время ссорились, а теперь папа живет у бабушки, а мама льет слезы в суп.
– Может, помирятся, – неловко сказала я.
– И я надеюсь. Папа согласился прийти домой на Рождество, и я надеюсь, среди семьи, глядя на нас на всех на Рождество, он поймет, что любит ее, а не Дорин.
– Кто эта Дорин?
– Она работает на заправке при гараже, – ответила Джанин. – Его любовница. Ей всего двадцать два.
– Я очень надеюсь, что он вернется, – сказала я. – Слушай, давай зайдем тут рядом, выпьем чаю? А потом вернемся сюда за книгами.
