– А у нас одна комната на двоих с братом, – сказал Хью.
– Он чем занимается?
– Сходит с ума по «Манчестер Юнайтед». Так что полкомнаты отданы футболу, а моя половина – книжная, – неловко признался Хью.
Джанин вскочила, кинула мне «Восход тьмы», и они с Хью заспорили, читать ли мне весь цикл, и не заскучаю ли я, если начну с первой книги, потому что она для маленьких. Хью, кажется, решил, что я не успею до вторника прочесть все пять.
– Успею, – объяснила я. – Мне делать нечего, только уроки да книги. В Арлингхерсте главный упор на спорт, а я, конечно, играть не могу. Так что я все время сижу в библиотеке и читаю. Каждый день по многу часов. На этой неделе меньше из-за экзаменов, но они уже прошли, так что будет как обычно.
– Не очень-то умно со стороны твоих родных, что тебя послали в Арлингхерст, – сказал Хью.
– Да уж!
– А что вообще у тебя с ногой? – спросил он.
Обычно я терпеть не могу этого вопроса, но он так спросил – запросто, с легким интересом, как Джанин спрашивала, сплю ли я в дортуаре, – и я совсем не рассердилась.
– Был перелом бедра и таза. Теперь уже лучше, не все время болит.
– Это пройдет? – спросил Хью.
Надо было ответить: «нет, не пройдет», или что я надеюсь, что пройдет, но у меня вдруг без всяких причин хлынули жгучие слезы, и я закрыла лицо салфеткой. Джанин засуетилась, сменила тему, а потом мне пора было идти.
Хью проводил меня до автобусной остановки с книгами. Я несла покупки и книги Сьюзен Купер, которые взяла у Джанин.
– Насчет Вима, – заговорил он, когда мы свернули к универмагу «Квиксэйв».
Я ответила вопросительным взглядом. Нога у меня разболелась – у Джанин кровать слишком низкая, сидеть было неудобно, а вставая, я еще добавила.
– Мы не знаем, что там было. Вим никогда не рассказывал. Наотрез отказался. А я вижу, как его все осуждают и… городок у нас маленький. Репутация – странная штука. Знаешь, назови собаку дурным именем, и с тем же успехом можешь ее удавить. Он бросил школу, знаешь?
– Знаю. Он учится. Сдает экстерном, Джанин говорила.
– Джанин. Джанин считает, феминизм – это во всем верить женщине. А я считаю, это относиться ко всем на равных, насколько возможно. Я не знаю, что произошло. Но я знаю, что не знаю. И знаю, что Виму из-за этого несладко живется. – Хью был ужасно серьезен. Он ниже меня ростом и полноват, и у него все лицо в веснушках, так что легко счесть его мальчишкой и шутом, но он совсем не такой.
– А почему тебя это волнует? – спросила я. Мы подошли к остановке, но автобуса еще не было. Вокруг толпились девочки из Арлингхерста. Хью присел на заборчик, и я пристроилась рядом.
– Вим спас мне жизнь, – тихо ответил он. – Ну, или не дал сойти с ума. Не позволил мальчишкам меня поколотить, а потом всегда ходил со мной и разговаривал. Он мне дал почитать «Гражданина галактики». Мне было двенадцать, а ему пятнадцать, но он обращался со мной как с человеком, а не с половой тряпкой. По-моему, он заслуживает, чтобы сомнение толковалось в его пользу.
– Как бы он ни поступил с Руфи?
– Нет, не «как бы ни поступил», а пока мы не знаем, как поступил.
Хью пожал плечами и опять покраснел.
– Пока я думаю, может, там все было, ну, по взаимному согласию. Они плохо предохранялись, а Руфи перепугалась и запаниковала. Это еще не причина обрекать человека на первые круги ада.
А я не нашла, что сказать. Мой отец женился на моей матери, потому что она забеременела, и смотрите сами, хорошо ли вышло. К счастью, подошел автобус, и мне не пришлось ничего говорить. Я забрала у Хью пакет и встала в очередь.
– Увидимся во вторник, – сказала я, заходя.
Джилл оказалась прямо передо мной. Она обернулась и бросила на меня полный презрения взгляд.
Воскресенье, 16 декабря 1979 года
Если не знать, что они марионетки, мне с ними очень хорошо. Вчера я об этом почти не думала. Все, что я натворила с магией, просто вылетело из головы, и я вела себя так, словно они сами собой из моего карасса, оба.
Но сегодня, поразмыслив, я не могу об этом не думать.
Когда мы были маленькие, тетушка Лиллиан однажды купила нам настоящую говорящую куклу. Ее звали Розочка, и она была как раз из тех кукол, которые должны нравиться маленьким девочкам. Если ее положить, глаза закрывались, а когда поднимешь, открывались. У нее было хорошенькое невыразительное личико и белое платье в розовых бутонах. Розовые туфельки снимались и надевались, а золотые волосы можно было причесывать. Еще у нее из груди торчал шнурок, и, если за него потянуть, она разговаривала. Говорила две фразы: «Привет, я Розочка!» и «Давай играть в шко-олу!» Если тянуть медленно, голос получался ниже, а если быстро – писклявым.
Беда в том, что с другими нашими куклами можно было играть, будто они разговаривают, и это было лучше. Наши куклы (многие потеряли руку или ногу, а другие были зверушками, а не гуманоидами) переживали фантастические приключения после атомной войны или спасали драконов от злых принцесс. Потрепанная старушка Пиппа, однорукая и с волосами дыбом (их остригла Мор, когда изображала солдата), могла бросить вызов или дать клятву мести злому Собачьему Властелину (у песика усы закручивались, так что он часто играл злодея), и разве могла соревноваться с ней Розочка, которая только и умела сказать, что «Давай играть в шко-олу!».
Мне не нужен карасс вроде Розочки.
Я не хочу сказать, что мне нужен такой карасс, как Пиппа, песик, Джир и другие, так что аналогия не очень точная. (По игрушкам я не скучаю. Я бы все равно с ними не играла, мне пятнадцать лет. Я скучаю по детству.) Джуниор был пластмассовым мальчишкой-мотоциклистом, одной из немногих наших игрушек-мальчиков. Имя мы вычитали из «Лота» Уорда Мура. А произносили «Джир». Я здорово опешила, когда узнала, что оно значит на самом деле.
Когда Хью упомянул, что Вим вел собрание по Дилэни, первое – самое первое, что я подумала: хотя не написала вчера, но это потому, что устыдилась, – что я могла бы наколдовать, чтобы этого еще не произошло. Я могла бы наколдовать, чтобы он только собирался, и я успела бы там побывать. Я не колдовала и даже по-настоящему не стала бы, но подумала. Если бы я так сделала, я бы их превратила в Розочку. И рисковала бы тем, что сталось с Джорджем Орром, потому что пока – может, я все это сделала, а может, и нет. Я не видела, что вышло бы без этого. Может, все равно так и было бы. Если бы меня не существовало или я погибла бы вместе с Мор, может, у них все равно была бы встреча по Дилэни. Может, волшебство только в том, что я их увидела, нашла. Не знаю. И никогда не узнаю. Такое волшебство можно отрицать. Если это я сделала, значит, я обошлась с ними как с Розочкой: дернула за веревочку, чтобы услышать слова. Это если я вообще на такое способна. Думаю, на самом деле нет, потому что мне про это говорил Глори: слишком много народу – это слишком большая тяжесть, их не сдвинуть.
